Он, по всем данным, был близок к тому типу авантюристов, которых выбрасывали на поверхность волны анархии революционной эпохи и чьи головы туманили мечты о наполеоновских лаврах. Этих людей было немало в обоих противоборствующих лагерях. Были такие авантюристы и у зеленых, здесь они чаще всего становились разбитными атаманскими батьками.
Об аваловском "наполеоновском синдроме" и непомерном тщеславии, пожалуй, лучше всего говорят его мемуары "В борьбе с большевизмом". Этот прекрасно изданный в Гамбурге в 1925 г. пухлый том, нашпигованный множеством иллюстраций, должен был создавать представление об авторе как о чуть ли не одном из главных борцов с большевиками. Больше написали только Деникин и, может быть, Врангель. Но они несопоставимы с Аваловым по той роли, которую действительно играли в борьбе с большевиками, да и писали они (особенно Деникин) не о себе и своей борьбе, а о революции и гражданской войне в России вообще и на юге ее, в частности.
Довольно подробно Авалов рассказал о своей деятельности в Зальцведеле. Еще в Киеве он познакомился с несколькими германскими офицерами, от которых узнал, что "на севере, близ Петербурга, германцы тоже приступили к совместной работе с русскими монархистами и намерены в ближайшее время свергнуть общими усилиями большевистскую власть" 9.
Планы эти, видимо, увлекли Бермонта. Там же, в Киеве, он, по его выражению, "столкнулся" с группой общественных и политических деятелей, которая называла себя "Советом обороны Северо-Западной области". Это были отнюдь не первые "номера" российского антибольшевизма: те отвергали германофильство. Из них лишь Гучков активно проводил идею привлечения Германии на помощь для борьбы с большевизмом. К сожалению, о его деятельности после ухода в отставку с поста военного министра в мае 1917 г. известно очень немного. Между тем ее масштаб был немалый, и это относится также к его попыткам мобилизовать антибольшевистские силы на Северо-Западе.
В отличие от Милюкова Гучков даже на время не менял своей ориентации, оставаясь твердым антантофилом, но как реальный политик считал, что в борьбе с большевиками нужно объединить все возможные силы. Одна из особенностей Гучкова заключалась в стремлении (и умении) действовать "за сценой". Он не очень верил в успех "массовых действий", на которой так или иначе надеялись многие либералы (особенно левого крыла), и полагал, что "настоящая" политика делается за кулисами. Не случайно еще в канун революции Гучков был одним из тех, кто готовил дворцовый переворот с целью устранения Николая II. Таким путем он рассчитывал предотвратить социальный взрыв. Оказавшись на посту военного министра, он тоже исподволь готовил переворот, который, как он думал, позволит остановить революционную анархию и сползание страны к большевизму. Правда, ни первое, ни второе Гучкову не удалось, но взглядов его это не изменило.
Как и некоторые другие деятели, пришедшие к власти после Февральской революции, Гучков рассчитывал примкнуть к Добровольческой армии, действовавшей на Юге России. Однако прибыв в ее расположение весной 1918 г., он встретил не только холодное, но и откровенно враждебное отношение к себе. Были случаи, когда офицеры нападали на Гучкова, и дело заканчивалось рукоприкладством и оскорблениями. Причина была ясна: Гучкова считали лично ответственным за отречение Николая П. Действительно, 2 марта он и Шульгин прибыли во Псков, где находился царь, и фактически убедили его в необходимости отречения от престола. Этого монархически настроенные офицеры Гучкову не могли забыть.
Работать в Добровольческой армии Гучков, по-видимому, не смог. Но он нашел иной путь борьбы -- стал одним из инициаторов организации антибольшевистских сил на Северо-Западе России с целью нанесения удара по большевистскому Петрограду. Две наиболее мощные белые армии -- деникинская на юге и колчаковская на востоке -- были нацелены на Москву. Гучков считал, что необходимо нанести "быстрый и смертельный удар в направлении Москвы и Петербурга". Для этого, однако, необходимы были значительные людские резервы, причем такие, которые не ослабили бы приток военной "массы" в Добровольческую армию. Гучков видел эти резервы в лагерях для русских военнопленных, находившихся в Германии. Было очевидно, однако, что вербовка русских пленных в белые войска будет зависеть не только от германских властей, но и от властей стран-победительниц, прежде всего Англии и Франции. В январе 1919 г. Деникин направил Гучкова в Западную Европу. Его миссия имела обшую цель -- активизировать помощь Антанты белому движению и цель более конкретную -- решить вопрос о развертывании вербовки солдат и офицеров в германских лагерях для военнопленных. Так пути Гучкова должны были пересечься с путем Бермонта-Авалова.
Деятельность Гучкова и других русских политиков (преимущественно правого лагеря), стремившихся организовать белое движение не только при поддержке стран Антанты, но и с покровительством Германии, еще мало освещена. Однако некоторые результаты этой деятельности известны.
Гучков поступал как прагматик. Он считал, что формирование белых войск на северо-западном направлении должно происходить вне зависимости от внешнеполитической ориентации, лишь бы оно было успешным. Базой для этих формирований могла стать Прибалтика: отсюда лежал путь для нанесения "стремительного удара" по Петербургу, и эта территория, в отличие от Украины, не находилась под советским контролем. Однако политическая ситуация в Прибалтийском регионе к концу 1918 -- началу 1919 г. была невероятно сложной. Переплелись по крайней мере шесть взаимодействующих факторов.
Первый фактор -- германская оккупация Прибалтики, начавшаяся в феврале 1918 г. и продолжавшаяся и после подписания Брестского мира (демаркационная линия с Советской республикой была установлена лишь в конце лета 1918 г.). Германские войска оставались в Прибалтике и после капитуляции Германии в ноябре 1918 г. Попытка Москвы оказать давление на новую власть в Германии, с тем чтобы она убрала свои войска из Прибалтики, не удалась, ибо послекайзеровская Германия предпочла "слушаться" Антанту. По Версальскому мирному договору они должны были находиться там до тех пор, пока страны-победительницы будут считать это целесообразным. Цель этого "оставления" была ясна: германские войска должны были препятствовать продвижению большевизма.
Второй фактор -- функционирование национальных правительств Литвы, Латвии и Эстонии, созданных под покровительством германских оккупантов, но после поражения Германии вынужденных, с одной стороны, ориентироваться на Антанту, а с другой -- учитывать присутствие на своей территории немецких войск.