Потом молодой комиссар очень насмешил старших, выказав нешуточную убежденность в том, что лет через пять люди вообще перестанут умирать, поскольку революционная наука изобретёт, ну и так далее. Это была, как лет тридцать спустя, охарактеризовала мне всё это тетка Мария, «смесь марксизма с фёдоровщиной понаслышке, да ещё в стиле Жюль Верна».
Через день Борис пришел в гости и рассказал, что его начальство очень одобрило «знакомство с этим семейством». Командир полка, в котором Боря был комиссаром, оказался ростовчанином, да ещё и паровозным инженером. Несколько лет назад, будучи студентом Ростовского Института Путей Сообщения, он слушал лекции моего деда, сдавал ему экзамены и знал о том, что местные эсдеки (социал-демократы на тогдашнем жаргоне), как большевики, так и меньшевики очень уважают известного в городе народника.
Комиссар Боря Браун, сын одного из киевских раввинов, был младше корнета Павы Бетаки на три года. После ешибота он закончил два курса консерватории по классу скрипки, был неплохо начитан и очень заинтересовался, когда мой отец стал рассказывать ему всякое разное про кинематограф, в котором сам он в Москве перед гражданской войной делал первые шаги в качестве художника-постановщика.
Это новое искусство именовалось тогда «Великий немой». И никто еще не знал, что «немой» останется немым ненадолго [4].
Так или иначе, молодые люди подружились, и через несколько лет Борис Браун стал одним из первых операторов на открытой в 1924 году кинофабрике «Межрабпом-Русь». Потом оба они работали на «Ленфильме», называвшемся с 1926 по 1930 год «Совкино».
Я помню дядю Бориса, примерно, года с 35-ого, с моих пяти лет, а точнее – с того дня, как он играл с отцом на бильярде в ленинградском Доме кино. Целясь в какой-то неудобный шар, он заехал задним концом кия мне по лбу. «А не болтайся под ногами, так тебе и надо – буркнул отец в ответ на мой рёв, – иди вниз к маме».
С тех пор, приходя к нам, дядя Боря всегда спрашивал, хорошо ли я себя веду, а то «Кий ждёт». А папина ассистентка, тогда совсем молодая художница Женя Словцова и вообще Бориса прозвала Кием, хотя его серьёзная супруга очень была против такого «неприличного» имени.
Тогда же на каких-то из детских утренников в Доме Кино я видел не один уже тогда «старый», фильм, где вначале значилось: «Оператор Б… Браун (отчества не помню), художник-постановщик П. В. Бетаки», – как сообщали белые, дрожащие среди «снежинок» на экране, буквы в титрах этих ещё немых картин, чаще всего комедий. Так и работали они как правило в одной съёмочной группе, и оба погибли во время блокады Ленинграда.
«Человек лоскутного происхождения» (1770 – 1937)
томки екатерининского пирата. «Мазурка» 14 декабря. Сосед Лермонтова. Весёлый полковник. Умыкание бабушки. Вмешательство Маяковского. Дети эфиопки и бердичевского купца. Макс Волошин. Охота и рыболовство. «Ледники, ледники…»
Мой учитель Павел Григорьевич Антокольский, поэт, вахтанговский режиссёр и театральный художник, когда-то прозвал меня «человеком лоскутного происхождения».
Во мне смешаны русские, греки, евреи, эфиопы, поляки. Моя мать – полуеврейка-полуэфиопка, а с отцовской стороны я седьмой потомок греческого «приватира» (проще говоря пирата). Бабушка Анна Павловна Шереметьева – мать моего отца, – наполовину полька, и для полноты картины следует только напомнить, что старинный русский род Шереметьевых имеет татарское происхождение.
Начну с отцовских предков.
В семидесятых годах XVIII века после морских битв с турками у греческих островов, несколько греков-капитанов с о. Корфу поступило на службу к Екатерине. Среди них был Мартин Карбури-Ласкари, будущий «царицын сапёр» – изобретатель развёрнутого подшипника с медными шарами на дубовых рельсах, при помощи которого на Сенатскую площадь приволокли с баржи Гром-камень:
Поколдовав над досками,
Гору на площадь припёр
Мартин Карбури Ласкари.
Хитрый царицын сапёр.
Ох, средиземные драки,
Тёмное в шрамах лицо –
Он с капитаном Бетаки
Грабил турецких купцов.
Мой предок, капитан Бетаки, приходившийся Мартину Ласкари двоюродным братом, тоже поступил на русскую службу. Первое (и единственное) упоминание о нём, довольно глухое, содержится в официальном документе екатерининских времён, относящемся уже к карьере его сына:
«Афанасий Бетаки переведён из Пансиона для иностранных единоверцев в Морской Кадетский Корпус в 1786 году… Отец его был греческим капитаном на русских судах. Потом он плавал приватиром на собственном корабле [5], имея стоянку в море Азовском. Пожалован от Ея Величества российским дворянством» [6]. В основном, как видно из текста, эта запись касается не столько самого «царицыного пирата», сколько его сына Афанасия, закончившего Морской кадетский корпус: «Окончил в мае года 1788, выпущен в полк князя Урусова» [7].
Я даже не знаю как звали пирата.
Кстати, полк князя Урусова, состоявший из отчаянных головорезов, был по сути морской пехотой, тогдашними десантными войсками.
У Афанасия было два сына – близнеца (по архивам – оба 1805 г. р.) Виктор и Василий. Они уже не были моряками, но, естественно, были офицерами. Виктор, как его называли в армии «Бетаки первый» начал службу при Ермолове на Кавказе, а в конце тридцатых годов, в чине майора, был назначен Пятигорским военным комендантом, то есть полицмейстером (должность, на которой офицеров сменяли, вроде бы, каждые два года). О нем я знаю от Ираклия Андроникова, и ещё из «Лермонтовской энциклопедии». Виктор был соседом Лермонтова, они вместе участвовали в домашних концертах: Виктор дудел во что-то духовое, жена его Александра Фёдоровна – (ур. Унтилова) играла на рояле, а поручик Лермонтов на флейте.
И. Андроников утверждал, что именно Виктор Афанасьевич в какой-то степени описан в очерке Лермонтова «Кавказец». А после гибели Лермонтова майор Бетаки составил официальный протокол о дуэли и смерти поэта с описанием дуэльных пистолетов и, игнорируя запрет императора Николая, отвёз тело в Тарханы, в именье лермонтовской бабушки.
Брат Виктора, Василий Афанасьевич «Бетаки второй» [8], поручик, служивший в Петербурге в лейб-гвардии, 14 декабря 1825 года оказался на Сенатской Площади вместе с ротмистром кн. Барятинским и приятелями из Московского пехотного полка, хотя, кажется, о том, что «завтра будет жарко», он узнал только вечером накануне.
