Отец на следующий день ее… выкрал. Встретил возле института, предложил бросить все и ехать с ним, если любит. Мама не раздумывала ни секунды. Они уехали в родное село к родителям отца, а бабушка разыскивала беглянку два месяца через всесоюзный розыск. Поженившись, они вернулись, повинились, но бабушка долго не могла ему простить этого похищения. Хотя позже, когда начались преследования, трудно было найти более преданного защитника, чем она.
Шестидесятые — начало семидесятых — период бурного творческого успеха. В год выходили 1–2 книги, путешествия, многочисленные выступления. Сегодняшним «властителям дум» трудно себе представить, что творилось на его выступлениях. Отец много выступал — в самых больших концертных залах Киева и в студенческих аудиториях или пионерских лагерях. Залы были не просто заполнены — люди стояли в проходах, «висели» на подоконниках, сидели друг у друга на плечах. Он говорил о судьбах Человечества и Земли, о трансформации Духа и предназначении Разума во Вселенной.
Но, увы, рядом с каждым Моцартом ходит множество Сальери. В наших украинских условиях лучшим способом «удружить» коллеге было обвинить его в «украинском национализме». Пока первым секретарем ЦК КПУ был Петр Шелест, он отметал все наветы, заявляя, что ему не нужен украинский Солженицын. Но когда после книги «Україно наша Радянська» его забрали «на повышение» в Москву, началась травля отца.
Сначала в «Літературній Україні» и других республиканских газетах, затем и в центральных. Последовал запрет на выступления, из библиотек изъяли все его книги. Я помню, как во дворе моей школы директор (кстати, преподаватель украинской литературы и теща писателя Валерия Шевчука) жгла костер из книг отца, которые до этого стояли на почетном месте в школьном музее.
В газете ЦК КПУ «Радянська Україна» появилась статья «Олесь Бердник продався ЦРУ за червоний світер». Интересна история появления этого материала. На Западе очень заинтересовались творчеством отца, и в Киев приехала из Мюнхена переводчица Ганна-Галя Горбач, по совместительству сотрудник радио «Свобода». Встретилась с отцом для разговора о сотрудничестве. Они беседовали на склонах Днепра в Ботаническом саду, и вдруг г-жа Ганна, поскользнувшись, стала падать с обрыва. Она ухватилась за отца и при этом порвала ему куртку.
Через некоторое время на Украине оказался ее сын и предложил компенсировать испорченную матерью вещь свитером (как раз красным, таким, как разорванная куртка), но отец, рассмеявшись, отказался. А через 2 дня появилась статья. Для меня до сих пор остается загадкой: если отец и немецкий гражданин в уединенной местности разговаривали только вдвоем, то кто сообщил о разговоре «компетентным органам»?
И пример из жизни отца прямо противоположный. Когда его уже исключили из Союза писателей, он обратился к писательскому пленуму с письмом, которое через несколько дней прозвучало по западным радиоголосам. Отца тут же вызвали в КГБ и потребовали объяснить, «зачем он передал письмо на Запад». Он удивился, опроверг это, поскольку его экземпляр хранился у него, и сказал: «Раз я не передавал, то передало или писательское руководство, или вы».
Так на примере судьбы моей семьи становится понятным, как Запад и определенные силы в СССР играли в пинг-понг судьбами людей, наиболее талантливых, пассионарных, неравнодушных, загоняя их на тропу диссидентства. Люди вместо того чтобы заниматься творчеством, наукой, начинали писать письма протеста, всякие «хроники текущего времени», Запад широкими мазками рисовал образ «империи зла», пятое управление КГБ показывало свою нужность и изображало бурную деятельность, постепенно готовя фундамент для перестройки.
Первый обыск в нашей квартире произошел 18 апреля 1973 года. Без пяти восемь утра постучали в дверь, и на мой вопрос «Кто там?» ответила дворничка, что собирает деньги на похороны. Вломилось шестеро или семеро человек, когда же я попыталась юркнуть в ванную, меня крепко ухватили, разорвав при этом ночнушку. На мой крик выскочил из своей комнаты отец — ему тут же показали постановление о проведении обыска и предложили «добровольно выдать документы антисоветского и клеветнического содержания».
После 20-часового обыска изъяли работу Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?», в которой тот призывал партийное руководство вернуться к принципам ленинской национальной политики, давние предложения отца к Хрущеву о создании на Алтае экополисов — образовательных и научных центров нового типа, работу «Альтернативная эволюция», отправленную в UNEP — Комиссию по экологической безопасности при ООН, а также пишущую машинку.
Уже после работы в архиве СБУ с документами, мне стало известно о роковом влиянии показаний Ивана Дзюбы на судьбу нашей семьи. Когда я, после своего запроса, получила разрешение на ознакомление с делом отца, получила совет, в первую очередь обратить внимание на так называемые «первичные документы».
Оказалось, что таким первичным документом было уголовное дело Ивана Дзюбы, где он называет фамилии множества лиц, которым давал для ознакомления свою работу «Интернационализм или русификация?».
Стоит отметить, что я дружила с внуком писателя Ивана Сенченко и историка Елены Станиславовны Компан, у которых собиралась литературная и научная интеллигенция, обсуждавшая многие вопросы общественной жизни столицы, и, естественно, после ареста Дзюбы и всё, связанное с этой темой. Людей, в первую очередь, потрясло то, что ведь этот документ несколько лет свободно, не скрываясь, обсуждали, так как знали, что он в качестве официального документа лежит и рассматривается в ЦК КПУ. Поэтому арест Дзюбы и последовавшие события стали для всех потрясением. Оказалось, что незадолго до этого с соответствующими комментариями эта работа была прочитана по зарубежным «голосам» и опубликована в бандеровской прессе. Кстати, в одном из зарубежных бандеровских изданий — молодёжном журнале «Авангард» тогда работал юный Роман Зварич.
В следственном деле отца есть постановление — после показаний Ивана Дзюбы о том, что он в 1965-году давал отцу для ознакомления свою работу «Интернационализм или русификация?», — о выделении материалов из уголовного дела Ивана Дзюбы и «в оперативный отдел КГБ для проверки». Именно на основании этого у нас был проведён первый обыск, после которого отец написал жалобу в ЦК, что у него забрали рабочий инструмент для печатания книг.
Через несколько дней отца вызвали в КГБ, где ему на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25 декабря 1972 года «О применении органами государственной безопасности предостережения в качестве меры профилактического воздействия» было объявлено официальное предостережение о недопустимости подобных антисоветских действий (то есть жалоб на то, что у него изъяли рабочий инструмент) и что подобные действия в дальнейшем будут считаться несущими угрозу безопасности государства и смогут привести к уголовной ответственности.
