– Вы, молодые люди, действуете так, будто прослужили в армии лет двадцать.
Он удовлетворенно кивнул, снова посмотрев на Вилли. На его лице было выражение, которое я мог бы назвать блаженным. Потом он добавил:
– Я получил сообщение от фюрера. Скорее это распоряжения для меня, нежели для вас: не рисковать и ни в коем случае не отправлять вас в зону непосредственных военных действий, под открытый обстрел. – Затем он добавил с ноткой легкого сарказма в голосе: – Похоже, ваш отряд ценится Третьим рейхом больше, чем вся остальная армия.
Тем не менее он снова заулыбался и принялся читать шифровку:
«Фюрер скорбит о потере двадцати трех бойцов и приносит свои глубочайшие соболезнования. Фюрер».
– Пока все, капитан.
Отдав честь, я повернулся и пошел прочь.
Штабы располагались всего лишь в трех-четырех километрах от главного моста, отделявшего нас от города Либавы[3] в Литве. Весь день мы слышали грохот пушек с обеих сторон, а ближе к вечеру генерал, задыхаясь от бега, ворвался к нам и сказал:
– Только что пришло сообщение, что русские неожиданно вошли в наш сектор и мы оказываемся в меньшинстве перед их танками.
Затем он добавил, что если у меня есть желание ехать в его машине, то он возьмет меня с собой, чтобы понаблюдать за боем, находясь на безопасном расстоянии. Сама мысль, что я могу проехаться в машине генерала, сидя рядом с ним, была для меня чем-то сверхъестественным, поэтому я, щелкнув каблуками, отчеканил:
– Есть.
Когда подъехал автомобиль, я увидел сидевшего в нем моего старого друга полковника, но на этот раз не я поприветствовал его, а он отдал салют генералу, а так как я находился рядом, то и мне предназначалась часть этого приветствия. Это не могло не радовать меня.
Около километра генерал игнорировал его, поглощенный своими мыслями, беспокоясь о нападении русских. Затем, прервавшись, он повернулся к полковнику.
– Могли вы сами подумать о чем-нибудь? – потребовал он ответа. – Как я теперь должен объясняться с фельдмаршалом фон Паулюсом? – Сделав паузу, он сверкающими от гнева глазами взглянул на полковника. – Отвечайте же!
– Не знаю. – Лицо полковника было угрюмей тучи.
Как только мы выехали из леса, я увидел большое озеро, около семи километров в длину и двух в ширину, мягкой линией огибающее край леса. На том берегу, на вершине холма начинался какой-то населенный пункт, а возможно, и город, что трудно было определить, так как дымовая завеса почти полностью окутала его. Бригадный генерал кивком указал в его сторону:
– Оттуда наступают русские. Все, чем мы в силах противостоять им, – это тридцать танков и двадцать четыре пушки, включая ваши.
Пока он говорил, я следил за длинной вереницей танков, наступающих с противоположной стороны реки и постепенно окружавших нас.
– Они собираются нанести удар по лесу, – продолжал генерал. – А это наш основной защитный пост в этом секторе. Пока нам остается только ждать. Посмотрим, кто окажется лисой, а кто зайцем.
Неподалеку от нас в лесу раздался взрыв гранаты, а за ним немедленно последовали другие, но уже впереди и сзади. Русские увидели нашу машину и теперь били точно в цель. Бригадный генерал приказал уходить в лес. Я заметил несколько противотанковых пушек. Сами они стояли в лесу, и только их стволы торчали из-за деревьев. Но так как расстояние между ними и русскими танками было еще слишком велико, команда «огонь!» пока еще не прозвучала для солдат. Мы проехали мимо тридцати танков, выстроившихся в линию вдоль края леса. Перед ними расположились несколько пушек. Против двухсот пятидесяти русских танков наша техника имела жалкий вид.
Наступал момент, когда пора было начинать отбиваться. Танки противника, как огромные гусеницы, ползли с огромной скоростью в шестьдесят километров в час и палили не прекращая по отступающей немецкой пехоте. Мы открыли огонь, когда русские подошли почти вплотную – между нами оставалось расстояние полкилометра. Первый русский танк оторвался передней частью от земли, словно лошадь, встающая на дыбы, и, возвратившись в исходное положение, загорелся и развалился на куски. Русские повыскакивали и приготовились к продолжению боя. Теперь у них не было укрытия, и они сидели как утки на открытом поле. Наша тяжелая артиллерия начала бить по ним, снаряды, со свистом пролетая над нашими головами, направлялись в сторону русской колонны. Танк спускался за танком, преимущество врага было слишком велико, и наши пушки одна за другой замолкали.
Не выдержав натиска, немецкие танки стали отступать. Наши противотанковые пушки пока еще стояли на месте, но и они не в силах были помочь. Колонне русских танков, казалось, не будет конца. Ситуация становилась безнадежной. Подавляющее количество техники противника не оставляло шансов, поэтому ничего не оставалось делать, как возвращаться на дивизионно-командный пост ради спасения своей жизни. Генерал, не на шутку обеспокоенный, буквально втащил меня в машину. Кроме отступления, другого выхода не было.
Сейчас наши главные штабы были вынуждены не мешкая отступать, потому что, когда от наших противотанковых установок не осталось бы и следа, русские, прорвавшись через оборону, догнали и перегнали бы их. Как только мы подъехали к своим, вместо того чтобы дать подразделению приказ уходить, я помчался к Вилли и распорядился привести в готовность наши пушки 88-го калибра, а также ракетные установки. Я знал, что бригадный генерал не посмел бы противоречить самому фюреру и поэтому не отменит моего приказа. В считаные мгновения мы снова оказались на краю леса. Шесть ракетных установок мы оставили в стороне, примерно в пятистах метрах, а штурмовые орудия растянули по всему краю леса, чтобы защищаться от атак врага. Вилли, как и всегда, провел все приготовления наилучшим образом.
Первыми полетели ракеты, начиненные сжатым воздухом. Один из таких ударов пришелся по танку, и взрывом его разворотило так, что солдат, находившихся внутри, разнесло на куски. Наши продолжали атаковать, и наступающие русские пехотинцы один за другим падали на землю. Тем временем 88-миллиметровые пушки, подкатившие ближе к краю, с расстояния в два километра выпускали ядра, взрывая каждый русский танк, пытающийся выйти на поле. Прошло немного времени, и казалось, все теперь было под нашим контролем. Заградительный огонь немецкой пехоты предоставил шанс нашим штурмовым орудиям тронуться с места. Пушки били вовсю, и теперь уже мы вели наступление.
Большинство противотанковых пушек стояли в полной готовности, но тяжелая артиллерия все еще придерживала нас, принимая весь огонь на себя. Шесть ракетных установок вели беспрерывный обстрел поля из двадцати четырех комбинированных ракет. Они падали на землю с такой быстротой и в таком количестве, что все, что происходило, можно было сравнить с семенами, которые фермер, засеивая поле, бросает в землю. Теперь уже ничто не могло прорваться сквозь кордон, выстроенный нами. Раз за разом стрельба, доносившаяся из поля, затихала. Но останавливаться было нельзя. Ребята сами работали не хуже машин, бегая туда и обратно, снабжая ракетные установки ракетами. Русские вели отчаянную борьбу, но шаг за шагом их силы иссякали.
