– Ты сделала мне самый чудесный подарок. Он так похож на меня.
Голос Цезаря был взволнован, а в глазах были… слезы. Прижав руки к сердцу, Клеопатра заворожено следила за встречей отца с сыном.
– Кто кормит моего сына, ты или нянька?
– Я сама кормлю его грудью.
– Это правильно. Только материнское молоко способно дать ребенку здоровье и долголетие.
С этого дня Цезарь стал жить на два дома. Днем он был в сенате, вечером у Клеопатры и только изредка навещал свою жену Кальпурнию. Жена отнеслась к этому совершенно спокойно. Она не скандалила, с большим уважением отзывалась о любовнице своего мужа и их общем ребенке, но что на самом деле чувствовала эта женщина, не знал никто. Все римские матроны, видимо из чувства женской солидарности, встали на сторону Кальпурнии, хотя сами с большим удовольствием изменяли собственным мужьям и воспитывали внебрачных детей, как от своих любовников, так и от любовниц мужа. По Риму поползли сплетни, что «египетская блудница» – именно так между собой римские патриции называли Клеопатру – околдовала Цезаря и разрушила его семью. Но вот для чего?
Первый прием в честь Клеопатры Цезарь устроил через несколько дней после ее прибытия. Этот пир был особым, на нем царица могла установить отношения со знатью, да и попытаться изменить свое мнение о римлянах. А также ненавязчиво дать им понять о своем превосходстве, ведь египетские цари – сыновья и дочери не менее, а может быть и более великой империи, чем Римская. Своим роскошным убранством царица затмила всех гостей, цвет аристократической знати Рима, что послужило римским матронам очередным поводом для злословия и сплетен. Платье царицы было сшито из тончайшего льна, золотистые нити переплетались в фантастическом узоре, крылья сокола обрамляли роскошную грудь, а подол был обшит аппликациями из бисера. Тяжелое ожерелье из драгоценных камней подчеркивало изящную шею, волосы были уложены в сложную прическу и поддерживались золотыми и серебряными заколками, запястья рук и ног Клеопатра украсила сапфировыми браслетами. Макияж был в стиле древнеегипетских цариц: контуры глаз подведены сурьмой, на веки наложена зеленая краска, а губы накрашены красной охрой. Все это производило ослепительное и неизгладимое впечатление, вызывая во всех зависть и восхищение.
На пиру Клеопатра обратила внимание на то, что одежда римских матрон была из шерстяной ткани, а не льняная, как у нее. Видимо, здесь было холоднее, чем в Египте. Из драгоценностей в основном использовался жемчуг. Платья были изысканны, но достаточно просты.
Египетская царица с удовольствием восприняла римскую традицию кушать лежа, находя в этом особую прелесть. Ложе представляло собой каменные подмостки, на которых расстилались матрацы и ковры, предназначавшиеся, как правило, для троих человек. Огромное удовольствие ей доставили танцовщицы, акробаты, мимы, декламация стихов, и конечно же то, что Цезарь все время был рядом. Правда, и Кальпурния была здесь. Клеопатру неприятно поразило то обстоятельство, что законная жена Цезаря молода – ей только исполнилось тридцать лет – и хороша собой. Аристократический профиль, красиво уложенные волнистые волосы, округлый подбородок, прямой классический нос, прелестные черты лица. Царица почувствовала ревность. Внутренне она приготовилась дать агрессивный отпор. Но…
Подойдя к Цезарю и Клеопатре, Кальпурния с достоинством их поприветствовала:
– Приветствую тебя, мой муж!
– И тебе привет, жена! – весело отозвался Цезарь, уплетая за обе щеки виноград.
– Приветствую вас, госпожа! – обратилась Кальпурния к царице. – Вы чудесно выглядите.
Последние слова можно было растолковать двояко. Сама ли по себе Клеопатра хорошо выглядела или она с Цезарем великолепно смотрелась? Взгляд Кальпурнии был открыт и искренен. Эта женщина ничего плохого не задумывала. Царица оценила и благородство, и выдержку жены своего возлюбленного. Улыбнувшись, она ласково сказала:
– Садись с нами, Кальпурния. Я бы хотела поближе узнать тебя.
– Благодарю вас, госпожа. Вы оказываете мне огромную честь.
Свое почтение Клеопатре спешили выразить народные трибуны, сенаторы, патриции. Кальпурния с удовольствием передавала царице сплетни о каждом из них. Вот Брут, любимец консула и сын его бывшей любовницы Сервилии, а это – Цицерон, талантливейший оратор и женоненавистник, вот Марк Лепид – верный и надежный друг Цезаря. Улыбаясь и приветствуя их, Клеопатра вглядывалась в лицо каждого, пытаясь познать их внутреннюю суть, однако она не обладала такими способностями, как Цезарь. Лишь два человека неприятно ее поразили. Внучатый племянник Цезаря, Октавиан, пришел со своей матерью Атией Бальба Цезонией – довольно развязной женщиной с вызывающим и броским макияжем. Красивый, статный и гордый Октавиан держал себя высокомерно и надменно. Оказав знаки почтения консулу, на Клеопатру он едва взглянул. Как и во всяком римлянине, в нем было взлелеяно и воспитано чувство особой исключительности римской нации среди всех народов, населяющих землю. Он относился к чужеземцам, как к чему-то вторичному и не стоящему внимания. Царицу это взбесило. Мальчишке всего семнадцать лет, а он уже такое себе позволяет!
– Не держи на него зла, – прошептал Цезарь, заметив ее недовольство. – Октавиан очень независим и свободолюбив, как и ты. Не терпит, когда обстоятельства вынуждают его в чем-то поступаться своим принципам. Ему тяжело гнуть перед кем-то спину. Как видишь, между вами очень много общего. Я уже привык к его характеру, мне нравятся его ум и твердость. Он еще многих удивит.
Клеопатру не утешили слова Цезаря. Она чувствовала, что этот мальчишка, не пожелавший воздать ей должные почести, крепче духом, чем она, и превосходит всех, кто собрался на пиру. Он единственный был под стать Цезарю, и это совсем не нравилось царице. Впоследствии, встречая Октавиана на пирах или торжествах, Клеопатра не удостаивала его даже взглядом. Роковая ошибка.
Самым последним на пир явился Марк Антоний со своей женой Фульвией. Его лицо было смелым и открытым, но тяжелый подбородок несколько огрублял черты, да и сам он были груб и бесцеремонен. Марку Антонию было тридцать семь лет. Военная слава пришла к нему в походах Цезаря, а после того, как консул сделал его народным трибуном, Антоний стал приобретать и политическое влияние в Риме.
Под глазом у Марка Антония красовался небольшой фингал.
– Опять подрался? – поинтересовался Цезарь, после того как семейная пара выразила свое почтение египетской царице. Марк Антоний ничем не выдал того обстоятельства, что уже встречался с Клеопатрой раньше. Казалось, он ее даже и не вспомнил, что сильно задело женское самолюбие царицы.
