Царь Николай I жестоко расправился с руководителями восстания и солдатами.
Именно в то время, когда в Сибирь гнали закованных в кандалы декабристов, Кармалюк подходил к родной Подолии.
Начинать борьбу в таких условиях было невероятно трудно. Но Кармалюк все равно снова берется за оружие.
3iбрав собi славних хлопцiв,
Що ж кому до того?
Засiдаем при дорозi
Ждать подорожнього…
В мае 1826 года Кармалюк был в Киеве. «Тут купил пару лошадей на базаре у неизвестного человека» и под видом чумака начал пробираться в родные места. «Ездил по разным местам по найму с людьми, каких мог везде встретить по пути. Бывал у Бердичеве по нескольку раз. Однако пристанища твердого не имел ни у кого, ибо останавливался на базаре».
Товарищи встретили Кармалюка восторженно. Он «проживал попеременно Литинского повета в Луке-Новоконстантиновской, в селении Волковицах скрытно. Днем сидел в льоху, а ночью отлучался».
Первым делом Устим решил отомстить тем, кто в прошлый раз ловил его. И не столько затем, чтобы отплатить за личные обиды, а чтобы люди увидели: он сдержал слово. Пусть это будет наукой и всем тем, кто вновь вздумает ловить его.
И опять в суды посыпались рапорты экономии. Пан Гдовский сообщал 22 ноября, «что Кармалюк с товарищами своими был в селе Комаровцах. Поймать же его не можна было с поводу того, что имел при себе оружие». Это были именно те Комаровцы, где Кармалюка прошлый раз схватили. Паны хорошо помнили, как он обещал вернуться из Сибири и отомстить им. Пан Гдовский умолял суд «принять меры к поимке того разбойника, ибо он имеет опасность». Земский суд предписал заседателю Мегердычу «к поимке одного требовать от воинских команд пособия», ибо: силами инвалидной команды и шляхты с загоном Кармалюка никак не справиться.
Пока суды сочиняют предписания, Кармалюк нападает на пана Станиславского, руководившего в 1822 году облавой на него. Затем на шляхтича Островского, который принимал тогда самое деятельное участие в преследовании его. В рапорте экономии так рассказывается о нападении на Островского:
«Истекшего ноября месяца с 24-го на 25-е число, уже почти днем напали на дом. Старшая дочь Елизавета и сын Викентий спали в другой горнице. Услышали, как он просился у разбойников. Выбили окно, выскочили во двор. Дали знать шляхтичу Новаковскому и крестьянину Коту. Но Кот идти не хотел и сказал: «Я за чужое имение не хочу жизни терять».
Островский, будучи развязан, пошел к эконому Солоницкому с донесением о случившемся. Просил дачи помощи для преследования разбойников. Но он вместо дачи пособий в ответ говорил: «То ничего еще. Тоже будет Мочульскому и Левицкому».
Видя такие насмешки, он побежал прямо к помещице, которая приказала эконому и соцкому тотчас собрать людей. А он вместо того, дабы приняться за преследование, оставил все это без внимания. И еще, не довольствуясь своею насмешкою, говорил: «Ничего, что старого немного поскубли…».
Не полагаясь на помощь суда, Островский кинулся в село Гармаки к князю Соколинскому просить у него защиты. Князь сам давно уже не спал спокойно, боясь нападения Кармалюка, а потому и поехал, не откладывая, в Каменец-Подольск к губернатору.
— Любезный Николай Мартынович, что ж это происходит в вверенной вам губернии? — после обоюдных приветствий спросил князь. — Как это все понимать?
— А что такое, князь? — всполошился губернатор.
— Как — что? Ведь в полный фрунт вернулись времена гайдаматчины! Да, да, не удивляйтесь, Николай Мартынович, истинную правду вам говорю. Кармалюк опять явился из Сибири и разбойничает средь бела дня…
— Да, мне докладывали. — Пан Гдовский поймал бродягу Борщука. На допросе Борщук признался, что состоит в шайке Кармалюка. В суде он, правда, отрекся от сих показаний, испугавшись, надо полагать, гнева своего атамана, но сие не меняет строя дела. Имя Кармалюка стало столь грозным, что даже шляхта боится упоминать его на допросах и следствиях. Мстя за прошлую поимку, Кармалюк разгромил посессора Островского, оный и просил меня ходатайствовать перед вами, Николай Мартынович, о защите.
— Да, да, князь, мы примем меры…
— И надобно это делать, Николай Мартынович, без особых отлагательств. В окрестностях Бара, к примеру, до того усилились шайки разбойников, что почти каждый день делают не только по трактовым корчмам нападения, но даже и в самих селениях. Это уже, простите меня, настоящая гайдаматчина. Так мы досидимся до того, Николай Мартынович, что они всех нас перережут…
— Что вы, князь! — испугался губернатор. — Я немедленно предпишу исправникам употребить все Усилия к поимке разбойников.
— Своими силами исправник ничего не сделает. Это я вам, Николай Мартынович, говорю, как человек, немного разбирающийся в военном деле. Тут нужны войска.
— Да, да, вы правы, князь. Нужно взять солдат, Я сегодня же отнесусь к командующему второй армией. Ах, этот Кармалюк! Тринадцать лет он уже беспокоит нас…
— И заметьте, Николай Мартынович, с каждым новым появлением его в этих местах вокруг него собирается все больше и больше хлопов. Сие знаменательно и весьма опасно. Если его не обезвредить раз и навсегда, то в один прекрасный момент может вся наша губерния вспыхнуть, как стог соломы на ветру. Я бы особо советовал вам, не откладывая, принять самые экстренные меры к поимке его.
— Непременно! Непременно, князь! Я уже имел неприятность от его императорского высочества Константина Павловича за этого Кармалюка. Совсем недавно он опять потребовал сведения о мерах, принятых по поднятому им бунту в крепости. Точных данных я пока не имею, но, надо полагать, цесаревичу кто-то сообщил, что Кармалюк опять объявился.
После встречи губернатора с князем Соколинским в уезды посыпались приказы о поимке «разбойников».
«…я предписываю всем градским и земским полициям… учинить самострожайший секретный розыск по всем жительствам и сомнительным на счет пристанодержательства местам, и если за таковым пойманы они будут, то доставить их за строгим караулом в кандалах в Литинскую градскую полицию…уведомить тот суд и донести мне неукоснительно».
Литинский нижний земский суд, приняв к сведению предписание губернатора, шлет всем экономиям приказ:
«Повсюду учинить строжайшее изыскание к преследованию и поимке преступников. Предпринять все деятельные меры и отныне для сего повсюду учредить из благонадежных людей, под неусыпным наблюдением самых управителей и соцких, денные и ночные караулы».
В ответ на эти вопли о поимке исправники шлют рапорты, в которых заверяют, что по «принятию всех деятельнейших мер к преследованию и поимке появившегося Кармалюка» ничего сделать не смогли, ибо такового не оказалось. Все обещают, что если разбойники появятся, то их схватят и доставят, куда приказано.
