«Вот тебе раз, — подумала я. — У меня ж все планы были обратиться к правительству с просьбой о строительстве нового Дворца пионеров и школьников в Новороссийске». В общем, у меня уже и письмо было за подписью первого секретаря горкома партии Якова Григорьевича Швыдкова, который и подписывать‑то не имел права, т. к. это могли делать только первые лица края.
И, несмотря на запреты, когда к нашей делегации уже в дни отъезда подошел Дмитрий Степанович Полянский, который уже был избран членом Политбюро и являлся заместителем Председателя Совета Министров СССР, а до того работал в крае первым секретарем крайкома партии, обрати лась к нему с просьбой о строительстве в Новороссийске нового Дворца пионеров.
Читатель, наверное, обратил внимание, что в книге, где в основном рассказано о первых краевых руководителях партии, написана глава о Якове Григорьевиче Швыдкове. Он появился в городе Новороссийске как‑то неожиданно, сменив на этом посту Николая Ефимовича Тупицина, на первый взгляд интеллигентного, мягкого человека с тихим, каким‑то робким голосом, в очках в позолоченной оправе, за которыми скрывались небольшие серые глаза, и чуть продолговатое лицо. Говорили, что он злоупотреблял спиртным, но, вероятно, его отставка была предопределена больше всего его безынициативностью и бездеятельностью. Грешил с зельем и бывший первый секретарь, Грозный Серафим, как его называли, — Серафим Никодимович Шурин, но об этом знали немногие, и в дни просветления, а их, конечно, было больше, был неудержим в делах, начинаниях, действительно строг и принципиален, и его, по — моему, и боялись, и уважали.
И когда в городе появился Швыдков, высокий, подтянутый, с сохранившейся военной выправкой, с гордо посаженной крупной головой, обрамленной густой шапкой каштановых волос, и пытливыми, вдумчивыми глазами — многие поняли сразу, что пришел настоящий руководитель, радушный хозяин, решительный, требовательный. Он был переведен из Туапсинского горкома партии, где плодотворно и с полной отдачей сил трудился много лет.
И об этом довольно подробно, честно, тепло написал в своей книге В. Салошенко, который работал с ним в тесном творческом содружестве, возглавляя в то время Новороссийский горком комсомола. Мне кажется, что Яков Григорьевич особо выделял своего комсомольского секретаря — красивого, смекалистого, хорошо владевшего музыкальными инструментами.
Собрав единомышленников, сильную команду, среди которых были и председатель горисполкома В. И. Сорокин, Б. Ф. Пупко, В. Г. Прохоренко, Т. А. Мартиросян, Г. Н. Наджарян, В. А. Гордиенко, Н. Ф. Хворостянский и А. И. Протопопова — они много полезного и жизненно важного сделали для города.
Ну и совсем немного о С. Ф. Медунове.
Мы уже работали с И. Н. Дьяковым после «великой» перестройки в Москве, он — в Департаменте продовольственных ресурсов, я — в Российском Фонде Мира. Из рассказов мужа и некоторых его работников я знала, что Сергей Федорович действительно пострадал незаслуженно, что он тяже — до болен, потерял жену, сына, рядом были только старший сын и невестка.
Как‑то в Фонд пришел Роман Мотыжов, наш земляк, в прошлом работал в комсомоле, в каком‑то райкоме, здесь, в Москве, затем в какой‑то финансовой компании, потом вдруг — в администрации патриарха Алексия и, наконец, был назначен настоятелем одной из церквей г. Саратова. Странное, если не сказать больше, преображение.
Он был вхож в дом к Сергею Федоровичу в Москве, говорят, что помогал ему. Тогда он обратился с просьбой отвезти Сергея Федоровича на концерт певицы Зыкиной, которая его пригласила.
Сергей Федорович был неузнаваем. Похудевший, осунувшийся, с букетом цветов в подрагивающей руке, но все равно с какой‑то божьей искрой в глазах, держался молодцом.
Он расспрашивал о муже, не преминув сказать: «А знаете, он, ваш Дьяков — один из немногих, кто никогда не сказал обо мне плохо и не бросил вослед камень. Я‑то ведь все равно обо всех все знаю, так что спасибо ему за все!»
А в это время, выйдя на сцену и обращаясь ко всем, любимая народная артистка Л. Г. Зыкина сказала: «В этом зале сидит очень заслуженный, по — настоящему хороший человек, мой большой друг, бывший первый секретарь Краснодарского крайкома партии Сергей Федорович Медунов, и я рада здесь сказать, что этот человек, так незаслуженно обиженный руководством страны, полностью реабилитирован, ему вернули все его награды и доброе имя. И я прошу Вас, Сергей Федорович, подняться на сцену».
Еле сдерживая слезы, этот сильный, волевой человек медленно поднялся но ступенькам на сцену, вручил певице цветы, и она крепко обняла и поцеловала его. Зал встал. Медунов ничего не мог сказать, волнение перехватило горло, и он под аплодисменты еще более медленно, боясь упасть, спустился в зал. Звездочка Героя Социалистического Труда на его груди горела еще ярче в огнях сценической рампы.
И последнее. После таких материалов, я бы сказала, политических очерков, рассказов, эссе вдруг, как дуновение ветра — грустная мудрая лесная новелла «Красный дубок» с потрясающей художественной образностью, как нежное драматическое звучание флейты, рассказавшей миру о трагической гибели людей, наших земляков на Михизеевой Поляне, свидетелями которой оказались почти живые (так это ощущалось) красавцы — красные дубы — великаны и чудом уцелевший парнишка Ванюшка, который после зверского расстрела фашистами и предателем Зубовым безвинных людей, выкарабкался все‑таки из‑под остывших тел, и с тех пор прозвали его люди Ванька — партизан.
Завершая книгу, автор вместе с комсомольскими друзьями, которых и я хорошо знаю и уважаю — Ларисой Пятигорой, Николаем Денисовым, Юрием Азаровым, Николаем Телегиным — этим комсомольским бюро приняли самое, может быть, верное и важное решение: в день юбилея комсомола посадить на Площади Труда — дерево комсомольских поколений как дань памяти живущим и ушедшим из жизни, их вечной неувядаемой романтике, и не просто дерево, а именно красный дубок с Михизеевой Поляны, олицетворяющей продолжение жизни на Земле.
Заслуженный учитель Российской Федерации Павел Карпенко
Весомый труд
О книге В. Н. Салошенко «Первые. Наброски к портретам» было немало высказываний в краевых и местных средствах массовой информации. Часто говорят о ней и те, кто был участником и свидетелем описанных здесь событий, и те, кто стремится познать суть происходящих в России преобразований, последовавших за этим периодом истории нашей страны.
Я разделяю и поддерживаю мнение тех, кто оценивает названную книгу как заметное явление последних лет в общественной, научной и литературной жизни Кубани. Во — первых, собранный в книге, проанализированный с точки зрения автора и обработанный материал представляет собой весомый труд, выполненный на стыке двух направлений: научно — исследовательской работы и литературного творчества. Надо было проделать титаническую работу, чтобы собрать и изучить архивные материалы и мнения тех людей, кто жил в то время и работал под руководством «первых»; обобщить и систематизировать этот материал, определить ему место в таком объемном повествовании, каким является книга. На мой взгляд, автор обладает недюжинными способностями, коль сумел дать оценку всему собранному и заставить других размышлять над ним.
