Через минуту Поскребышев доложил:
— Соединяюсь с квартирой.
И мы услышали его разговор по громкой связи:
— Это квартира писателя Булгакова?
— Да, — ответил женский голос.
— Это говорят из приемной товарища Сталина. Как здоровье товарища Булгакова?
— Михаил Афанасьевич умер, — ответили на том конце провода и повесили трубку.
— Вовремя позвонили, — усмехнулся Коба и повторил: — Потусторонние силы… Может, не надо… их касаться? С потусторонними силами шутки плохи. Да, все забываю тебя спросить, где же он?.. Нет, не товарищ Булгаков. Товарищ Булгаков я теперь знаю где. Я говорю о польском жидке, который на «ты» с потусторонними силами…
— Товарищ Мессинг… — (так была фамилия «жидка»), — давно ждет приглашения, Коба.
— Помнишь глаза товарища Гитлера, когда он рассказывал про Копье? Говорят, экспедиции в Тибет посылает одну за другой. Астрологов собрал со всего мира. Все ищет контакт с Силой. Говоришь, твой жидок предсказал его гибель?
— Он предсказал даже число.
— Ты веришь в эти глупости? «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Эти слова любил повторять Бухарчик. Кажется, они из Шекспира… Уточни в приемной у Поскребышева. И в воскресенье привези мне волшебника-жидочка, посмеемся. Свободен.
Но я знаю: Коба в эти «глупости» верил всегда.
Надо сказать, что в начале нашего просвещенного века, в дни нашей молодости люди помешались на потусторонних силах. Появилось множество знаменитых магов. У нас на Кавказе жил тогда некто Григорий Гурджиев. До сих пор помню голый череп, огромные черные усы и взгляд черных глаз, который невозможно было выдержать. Этот философ-мистик, как он сам рассказывал, объехал всю Азию и Африку, посетил все священные древние религиозные столицы, включая Мекку и Тибет. Ходил слух, будто он учился в Тифлисской духовной семинарии в наше с Кобой время, но я никогда его там не видел. Однако с Кобой он был хорошо знаком.
Фантастические опыты Гурджиева были подчас очень рискованные. Один эпизод мне запомнился…
Гурджиев имел немало фанатичных почитателей. Однажды он посадил на скамейку одну свою поклонницу, дочь богатейшего нефтяного короля. Сам сел рядом. И невинная девушка, сидя на скамейке, испытала половой акт и оргазм. Она была потрясена и рассказала отцу. Взбешенный отец приказал убить Гурджиева. Но по приказу Кобы наши боевики отстояли его. После этого благодарный Гурджиев будто бы учил Кобу «беседовать с потусторонними силами». Заметьте, я говорю «будто бы»…
Однако опишу то, что видел собственными глазами. И никогда не забуду. Случилось это в 1935 году.
Я приехал к Кобе на дачу. Мы просидели до полуночи, и он отправился спать. Я перед сном позвонил в Тбилиси. И мой родственник сообщил мне о болезни матери Кобы. В тот вечер со старой Кэкэ случился тяжелый сердечный приступ, но она запретила тревожить Кобу!
Я конечно же решил ему сказать. Позвонил по внутреннему телефону, но, к моему изумлению, он не ответил.
Помещение охраны (где я спал, коли оставался на даче) и комнаты Кобы, как я уже писал, сообщались дверью, и открывать эту дверь без вызова Кобы было категорически запрещено. Но ведь мать! Паукер болел, замещавший его «прикрепленный» без вызова Кобы идти отказался.
И я решился. Отважился толкнуть «священную дверь». Она оказалась незапертой — заскрипела, открылась! Я торопливо пошел по коридору…
Дверь в Малую столовую была отворена. Коба сидел в кресле. Свет был приглушен, горел ночничок у кровати, светился хрустальный, рубинового цвета графин на ночном столике. Огромная муха с каким-то неправдоподобным жужжанием летала по комнате. Коба сидел, странно изменившийся. Лицо вспухло, кожа натянулась, оттого морщины совсем исчезли — молодой человек, да и только! Юноша! И, неузнаваемо помолодевший, он странно дышал. Редко, очень глубоко и шумно… Но самое удивительное — глаза. Огромные, странно расширившиеся остановившиеся глаза не мигая смотрели прямо на меня, но меня… не видели.
Осторожно, на цыпочках я быстро пошел, побежал вон из комнаты.
Впоследствии я узнал и иные подробности отношений Кобы с потусторонними силами.
Став генсеком, уже в двадцатых годах он выделил деньги на создание особого отдела на нашей Лубянке. Вы не найдете никаких сведений об этом отделе даже в зарубежных справочниках.
Между тем его возглавлял еще один фантастический человек — некто Блюмкин.
Черноволосый, с горящими глазами, бородой-эспаньолкой — этакий Мефистофель, Блюмкин был воистину наркоманом интриги. Он не мог жить без нее. Был способен создать такую головоломную интригу, что порой сам в ней запутывался. В 1918 году, когда я с ним познакомился, он являлся левым эсером. Левые эсеры в самый первый год после Октября делили власть с нами, большевиками, и Блюмкин работал у нас в ЧК.
В 1918 году мы, как известно, заключили с немцами сепаратный Брестский мир, потеряв огромную территорию. Левые эсеры яростно возражали. Блюмкину его партия поручила убить немецкого посла Мирбаха и этим убийством взорвать позорный мир.
Правда, по появившимся впоследствии слухам, одновременно Блюмкин явился к Ленину. Ибо он уже не верил в эсеров. Он сообщил Ильичу о готовящемся убийстве посла и предложил интригу: большевики дадут ему возможность убить Мирбаха (который слишком много знал о связях большевиков с немцами), а после Блюмкин поднимет восстание эсеров, и большевики получат возможность разгромить их и изгнать из власти.
Все так и произошло. И вскоре после убийства Мирбаха, восстания эсеров и подавления этого восстания эсер Блюмкин… стал большевиком. Он был амнистирован, работал в Реввоенсовете и какое-то время являлся фактическим секретарем и охранником Троцкого. Троцкий обожал молодого Блюмкина, он сказал о нем: «У Революции должны быть молодые любовники».
После того как Троцкий перестал быть главой Реввоенсовета, Блюмкин вернулся к нам, на Лубянку. Работал в иностранном отделе, но в Москве не засиделся. Отправился паломником в Тибет, Афганистан и Индию. Потом присоединился к экспедиции Рериха в Гималаях (Рерих, конечно, не подозревал о месте работы Блюмкина). Задачей Блюмкина была организация революционного движения на Востоке — все та же мировая Революция. Именно в этих экспедициях он буквально заболел оккультными идеями. Вернувшись, попытался организовать на Лубянке секретный отдел для изучения «сил мозга». Это была первая наша разработка психотропного оружия…
