- Самоубийство национального героя - сомнительный повод для радости, фрейлейн Ютта. Я буду вынужден обратить на вас внимание господина обер-штурмфюрера Зейца.
- А он уже обратил на меня внимание, господин капитан! Вот так! - Ютта сделала книксен и побежала наверх.
Вайдеман огляделся. Прямо на него уставился с обернутого черным муаром портрета бывший генерал-директор люфтваффе Эрнст Удет.
"А ведь этот снимок Эрика сделала всего полгода назад", - вспомнил он.
- Альберт, вы пришли? Поднимайтесь сюда! - крикнул Зандлер.
На лестнице Вайдеман столкнулся с Эрикой.
- Альберт, это правда?
"Счастливчик Пихт, - искренне позавидовал он. - С ума сходит девчонка".
- Всю правду знает один бог. - Вайдеман помедлил. - И конечно, сам господин лейтенант.
- Он не ранен? - В интонации, с которой Эрика произнесла эту фразу, прозвучала готовность немедленно отдать последнюю каплю крови ради спасения умирающего героя.
- Я не имел чести видеть господина лейтенанта последний месяц. Все, что я видел, - так это его "фольксваген". Час назад он стоял у подъезда особняка Мессершмитта.
"Сколько же во мне злорадства! - подумал Вайдеман. - Ишь как ее корежит! А чего я от нее хочу?"
- Я думаю, что сломленный горем Пауль приехал к нашему уважаемому шефу, чтобы попроситься у него на фронт.
- Как вы страшно шутите, Альберт. Ведь вы его ДРУГ.
- Больше чем друг. Я обязан ему жизнью.
Вайдеман щелкнул каблуками. Но Эрика вцепилась в него:
- О, правда? Расскажите, как это было?
- Меня ждет профессор.
- Папа подождет. Пойдемте ко мне. Когда это было и где?
- Это было в Испании...
Комната свидетельствовала о неустоявшихся вкусах ее хозяйки: вышивки, сделанные по рисункам тщедушных девиц эпохи Семилетней войны, соседствовали с элегантными моделями самолетов. Рядом с дорогой копией картины Кристофа Амбергера висела мишень. Десять дырок собрались кучкой чуть левее десятки.
- Это моя лучшая серия, - сказала с гордостью Эрика. - Я тренируюсь три раза в неделю в тире Зибентишгартена.
Она зашла за голубую шелковую ширму. Горбатые аисты строго глядели на Вайдемана, как бы взывая к его добропорядочности. Он отвернулся и увидел в зеркале, как аисты благосклонно закивали тощими шеями. Голубой шелк волновался.
- Я слушаю, Альберт. Вы сказали, что Пауль спас вас в Испании. Он мог погибнуть?
- Все мы там могли погибнуть, - нехотя буркнул Вайдеман. - А спас он меня, выполняя свой воинский долг. Республиканцы нас зажали в тиски, один их самолет вцепился в мой хвост. Но Пауль отогнал его и вытащил меня из беды.
- Видите, он настоящий герой! Вы подружились с ним в Испании?
- Нет, раньше, в Швеции.
- Как интересно! А что вы делали там?
- Об этом вам лучше расскажет господин лейтенант. Он обожает рассказывать дамам о своих шведских похождениях. Вот, легок на помине. Кажется, я слышу внизу его голос.
- О Альберт, идите же к нему! Подождите! Скажите, я сейчас выйду.
Пихт, как полчаса назад Вайдеман, стоял, задрав голову перед портретом Удета, выдерживая его мертвый взгляд.
- У вас в доме еще остался черный креп? - повернулся он к Ютте.
- Да.
- Вчера, Альберт, в Бреслау разбился Вернер Мельдерс. Он летел с фронта на похороны. Его сбили свои же зенитчики.
Оба летчика и Ютта молча перевели взгляд на портрет Мельдерса. Широкоплечий, широколицый полковник Мельдерс улыбался снимавшей его Эрике.
- Мельдерс командовал всеми истребителями легиона "Кондор" в Испании, Ютта. Мы с Паулем выросли под его крылом.
- Я принесу креп, - сказала Ютта. Оставшись вдвоем, они испытующе оглядели друг друга.
- Ну и гусь, - сказал Пихт. - Прижился?
- Ты с похорон? - спросил Вэйдеман. - Как это выглядело?
- Пышно и противно. Самую проникновенную речь произнес Геринг. Его записывали на радио. Гитлер не выступал.
- Ну, а что говорят?
- Кессельринг довольно громко назвал Удета дезертиром. Генерал Штумпф утверждает, что он давно замечал симптомы сумасшествия. Но многие подавлены. Йошоннек, начальник штаба люфтваффе, сказал мне: "Теперь я его понял".
- Его убила Москва?
- Москва его доконала. Русские начали ломать нашим авиаторам хребет, и Удет не мог вырвать самолеты для Западного фронта... Поэтому он много пил. И не мог влиять на события. Со стороны все выглядит намного мрачнее. Он не увидел выхода в будущем и обвинил себя за прошлое. В конце концов, смерть эта оказалась для многих выгодной. Виновник наказан собственной рукой. Он обелил других перед фюрером.
- Что станет с тобой? Ты был у Геринга?
- Да, я передал ему бумаги Удета, последнее письмо. Он налился кровью, когда читал. Но ко мне отнесся благосклонно. Сказал: "Кажется, вы говорили, и не раз, что на почве алкоголя у генерала наблюдается помутнение разума?" Я подтвердил. Он приказал мне представить обстоятельный доклад экспертам. Вчера он подозвал меня, сказал, что понимает мою скорбь, поздравил с капитанскими кубиками на погонах и разрешил взять месячный отпуск для поправки здоровья. Кстати, Геринг распорядился, чтобы никто, кроме гробовщика, не видел лица Удета...
- И ты сразу кинулся к Мессершмитту?
- С чего ты взял?
- Ты заезжал сегодня к Вилли?
Пихт расхохотался:
- Альберт! Контрразведка по тебе плачет. Я завез его секретарше посылку из Берлина. А уж если говорить серьезно, я попросился к нему в отряд воздушного обеспечения.
В это время дверь кабинета открылась и вышел профессор Зандлер.
- Добрый вечер, профессор. У вас цветущий вид, - проговорил Пихт.
- Добрый вечер, господин Пихт. Сочувствую вашему горю. Это потеря для всех нас. Я очень ценил генерал-директора...
- Мне казалось, профессор, что генерал-директор не очень одобрял избранное вами направление работ. Не так ли?
- Его оценка менялась. Господин главный конструктор говорил мне, что генерал Удет очень внимательно прислушивался к его доводам в защиту реактивной тяги. Да и здесь, в этом доме, генерал проявил большую заинтересованность в моих исследованиях. Я не сомневаюсь...
- Конечно, вам, господин профессор, лучше меня известна точка зрения покойного генерала. Но разве для вас секрет, что после посещения Удетом Аугсбурга и Лехфельда министерство еще раз потребовало категорического исполнения приказа Гитлера о восемнадцатимесячной гарантии начала серийного производства?
- Сегодня мы можем дать такую гарантию.
- Как! Ваш "Штурмфогель" уже летает?
- Он взлетит завтра, - сухо сказал Зандлер. - Извините, господин Пихт, мне очень нужен господин капитан. Альберт, я вас жду.
"Старый козел начал взбрыкивать, - подумал Пихт. - Неужели дело идет на лад?"
Он окликнул Вайдемана:
