Ознакомительная версия.
А. Х. Бенкендорф
Пушкин не придал значения этому письму. Возможно, даже прочел его не очень внимательно. До того ли ему было! Двухчасовой разговор с Царем, освобождение из ссылки, вихрь встреч с друзьями, которых он не видел столько лет! Да и кто такой этот Бенкендорф, Пушкин тогда еще не знал. Пушкин даже не ответил на письмо.
Однако очень скоро ему пришлось убедиться, что пренебрегать письмами от иных не следует.
Бенкендорф – Пушкину
22 ноября 1826. С.-Петербург
«Милостивый государь, Александр Сергеевич!
При отъезде моем из Москвы, не имея времени лично с вами переговорить, обратился я к вам письменно с объявлением Высочайшего соизволения, дабы вы, в случае каких-либо новых литературных произведений ваших, до напечатания или распространения оных в рукописях, представляли бы предварительно о рассмотрении оных, или через посредство мое, или даже и прямо, Его Императорскому Величеству.
Не имея от вас извещения о получении сего моего отзыва, я должен однако же заключить, что оный к вам дошел; ибо вы сообщали о содержании оного некоторым особам.
Ныне доходят до меня сведения, что вы изволили читать в некоторых обществах сочиненную вами вновь трагедию.
Сие меня побуждает вас покорнейше просить об уведомлении меня, справедливо ли таковое известие, или нет. Я уверен, впрочем, что вы слишком благомыслящи, чтобы не чувствовать в полной мере столь великодушного к вам монаршего снисхождения и не стремиться учинить себя достойным оного.
С совершенным почтением имею честь быть ваш покорный слуга
А. Бенкендорф» (XIII, 307)
Пушкин умел читать между строк (да и кто в России этого не умеет?!) и понял, что внезапно свалившееся на него «монаршее снисхождение», сменившее былую монаршую немилость (а проще говоря, ссылку), может столь же внезапно перемениться в обратном направлении. Два тут же написанных Пушкиным письма свидетельствуют, что он очень хорошо это понял.
М. П. Погодину
29 ноября 1826
«Милый и почтенный, ради Бога, как можно скорее остановите в московской цензуре всё, что носит мое имя – такова воля высшего начальства; покаместь не могу участвовать и в вашем журнале <…> Некогда пояснять, до свидания скорого. Жалею, что договор наш не состоялся.
Александр Пушкин» (XIII, 307)
И характерная приписка на адресе: «…для доставления как можно скорее господину Погодину».
А уж Бенкендорфу Пушкин ответил – просто не узнать гордого и независимого поэта:
«Милостивый государь Александр Христофорович,
Будучи совершенно чужд ходу деловых бумаг, я не знал, должно ли мне было отвечать на письмо, которое удостоился получить от Вашего превосходительства и которым был я тронут до глубины сердца. Конечно, никто живее меня не чувствует милость и великодушие Государя Императора, также как снисходительную благосклонность Вашего превосходительства <…>
Мне было совестно беспокоить ничтожными литературными занятиями моими человека государственного, среди огромных его забот; я роздал несколько мелких моих сочинений в разные журналы и альманахи по просьбе издателей; прошу от Вашего превосходительства разрешения сей неумышленной вины, если не успею остановить их в цензуре.
С глубочайшим чувством уважения, благодарности и преданности, честь имею быть, милостивый государь, Вашего превосходительства всепокорнейший слуга
Александр Пушкин» (XIII, 308).
Бенкендорф вполне удовлетворился ответом и даже одарил поэта комплиментом, не преминув, впрочем, напомнить, что на цензуру Царю надо направлять «все и мелкие труды блистательного вашего пера» (XIII, 312).
Забегая вперед, заметим, что и стихотворения, и более крупные произведения Пушкина Царь пропускал в печать довольно легко и замечаний почти не делал.
Так, 4 марта 1827 г. Бенкендорф известил Пушкина, что пять стихотворений, переданных поэтом Дельвигу для «Северных Цветов», прошли царскую цензуру без замечаний (XIII, 323). То же и со стихотворениями, предназначенными для журнала Погодина. 20 июля 1827 г. Пушкин отправил их Бенкендорфу (XIII, 333) и уже в августе получил благоприятный ответ:
Бенкендорф – Пушкину
22 августа 1827. С.-Петербург
«Милостивый государь, Александр Сергеевич!
Представленные вами новые стихотворения ваши Государь Император изволил прочесть с особенным вниманием. Возвращая вам оные, я имею обязанность изъяснить следующее заключение.
1) Ангел, к печатанию дозволяется;
2) Стансы, а равно 3) и Третия глава Евгения Онегина тоже.
4) Графа Нулина Государь Император изволил прочесть с большим удовольствием и отметил своеручно два места, кои Его Величество желает видеть измененными; а именно следующие два стиха:
“Порою с барином шалит”, и
“Коснуться хочет одеяла”,
впрочем прелестная пиеса сия дозволяется напечатать.
5) Фауст и Мефистофель позволено напечатать, за исключением следующего места:
“Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена”.
6) Песни о Стеньке Разине, при всем поэтическом своем достоинстве, по содержанию своему не приличны к напечатанию. Сверх того Церковь проклинает Разина, равно как и Пугачева…» (XIII, 335–336)
Пушкин был чрезвычайно доволен полученным сообщением: «Победа, победа!» – писал он Погодину. Особенно позабавило Пушкина, что Царь разрешил напечатать «Сцену из Фауста», которую в свое время разругала и запретила обычная цензура: «Фауста Царь пропустил <…> Скажите это от меня господину, который вопрошал нас, как мы смели представить пред очи его высокородия такие стихи! Покажите ему это письмо и попросите его высокородие от моего имени впредь быть учтивее и снисходительнее» (XIII, 340).
Легкость, с которой произведения Пушкина проходили царскую цензуру, радовала и его друзей. Ироничный Вяземский шутя просил Пушкина пристроить и его, Вяземского, стихи к столь снисходительному цензору: «Ты счастлив, твой Цензор дает тебе дышать <…> Мне хочется иногда просить тебя подпустить в свой жемчуг мои буски для свободного пропуска» (XIII, 348).
Но это касалось произведений, предназначавшихся для печати. Между тем, из ноябрьского письма Бенкендорфа 1826 г. выяснилась еще одна деталь: оказывается, Царю следовало представлять на просмотр и то, что поэт собирался читать на публике! Шеф жандармов, в частности, упрекал Пушкина за то, что тот «изволил читать в некоторых обществах сочиненную <им> вновь трагедию» (XIII, 307).
Ознакомительная версия.
