«Г. Бартель… показался мне совместно со старшим чиновником 3-й экспедиции столь боязливо-нерешительным, что он возбудил в нас весьма серьезные опасения… а потому я решился взамен г-на Бартеля командировать г-на Романна, который по характеру бывшей деятельности и по своей развитости представляет некоторые ручательства счастливого предвидения к окончанию порученного ему предприятия. Кроме сказанного поручения, Романну предписано проследить в Женеве и Швейцарии все то, что нас интересует, и в этом отношении он нам будет небесполезен».
Редкого приезжего не восхитит с первого взгляда город Женева. Кажется, сама мать-природа выбрала для зодчих этот уголок побережья большого озера Леман (иначе — Женевского), где вытекает из озера река Рона.
Солнечным утром заманчива здесь игра красочных оттенков водной глади — озерной, сине-голубой, вобравшей небо с далекими горными снегами по горизонту, и речной, прозрачно-зеленоватой.
Будто беглянка из плена, уходит Рона из озера в просторную зеленую долину, а городские улицы далеко провожают реку по обоим берегам. Возник город в далеком прошлом на возвышенностях крутого левого берега. Напротив, на отлогой террасе ронского правобережья некогда ютилась беднота предместья Сен-Жерве. Поодаль, в предгорьях, сторожили покой горожан крепостные форты, сумрачно насупленные. Этот район и впоследствии сохранил название «Траншеи», когда на месте срытых за ненадобностью укреплений женевская знать и богатые банкиры настроили в 50-60-х годах XIX века целые кварталы роскошных особняков и вилл.
Новые набережные и мосты стали местом прогулок приезжих гостей. Куда ни бросишь отсюда взгляд, кругом красиво! На севере — отроги и гребни Юрской цепи. На юге — крутая гора Салев, а за нею как фон — сверкающие белизною фирновые поля и ледники высокогорной группы Монблана, «потолка» Западной Европы…
В старину город был строг и аскетически суров, как его каменные форты. Женеву считали столицею кальвинизма, самого непреклонного из течений реформации. Одна из улиц поныне носит имя этого фанатика протестантизма — там сохранился дом, где Кальвин, уроженец Пикардии, жил, работал и умер. Его дух господствовал в атмосфере старой Женевы, пока не вышла на политическую сцену партия радикалов во главе с Джемсом Фази, сумевшая воспользоваться в своих интересах рабочими волнениями в Сен-Жерве. С победой радикалов над женевскими консерваторами началась в середине XIX века новая история города. Ставши президентом республики, Фази продолжал руководить архитектурным обновлением Женевы, превращением ее в блестящий современный город. Уже тогда она начинала приобретать репутацию удобного нейтрального и благоустроенного международного центра для всевозможных политических и научных конгрессов и совещаний. С тех пор и вошли в облик Женевы дорогие отели, новые улицы, набережные с аллеями, яркие витрины, роскошные общественные здания… Любым вкусам и требованиям отвечают здесь все виды городских удобств и транспорта, развлечений и мест отдыха…
…Выдался теплый августовский вечер, когда вновь прибывший в Женеву гость из России, отставной ротмистр Николай Васильевич Постников подъехал на извозчике к отелю де Берг на правом берегу Роны.
Он попросил номер с видом на реку и долго любовался вечерней Женевой. Два больших моста, старый и недавно возведенный, названный Монблановским, искусно соединенные с целой системой эстакад и малых мостовых переходов, связывали не только оба берега, но приобщали к ним и небольшой островной участок среди Роны. Он был хорошо виден из окна. От своего возницы Постников уже знал, что квартал зданий на острове называется л’Иль. За ним Постников угадал среди силуэтов левобережья внушительный собор святого Петра, здание ратуши, а прямо на берегу — роскошный отель де ля Метрополь. Его окна уже отбрасывали на реку световые блики.
Еще один, четко очерченный, островок на Роне виднелся сразу за первым городским мостом, повыше квартала л’Иль, с которым островок связывала эстакада. Было заметно даже издали, что островок весьма заботливо ухожен. Ему придали форму вытянутого по течению пятиугольника, с волнорезом впереди. Берега тщательно облицованы каменными плитами. На ровной площадке островка выращена группа тенистых платанов. Островок носит имя другого знаменитого женевца — Жан-Жака Руссо. Среди деревьев, уже чуть блеклых, слабо белеет мраморное изображение великого философа, изваянное скульптором Прадье…
Г-н Постников решил было, любопытства ради, дойти мостовыми эстакадами до этого романтического островка со статуей. Однако с озера, будто с моря, резко повеяло прохладой. В вечерней тишине стало слышнее неуютное журчание речной воды, обтекающей опоры мостов и волнорезы эстакад. Нарядные экипажи с фонарями мягко и заманчиво катили разряженных дам и иностранных гостей, манили вывески ресторанов… Да и нужно было еще поспеть на почтамт, послать депешу в Петербург и опустить письмецо.
Словом, паломничество к памятнику Руссо на остров его имени российский путешественник решил отложить до утра. И коли позволительно забежать в этом повествовании вперед, можно сознаться, что Николай Васильевич так и не собрался на остров Руссо, не посетил знаменитый Женевский музей, Ботанический сад, здание для выставок картин — атенеум. Не успел он побывать ни в доме Руссо, ни в доме Кальвина. Притом мешали не лень и отсутствие любопытства, а скорее особо серьезные интересы и природная деловитость русского гостя.
Ибо уже на другой день после прибытия обитатель отеля де Берг рано поднялся на ноги, хотя и морщился, дотрагиваясь до левой стороны груди. Там будто сидело что-то постороннее, мешавшее дышать, свободно и безболезненно делать быстрые движения. Он сверился с записями в своем карманном кожаном журнальчике и нашел там рядом с адресом «Кафе де мюзее» еще и адресок книготорговой фирмы, сообщенный Вольдемаром, соседом по купе. Напрягая память, Постников восстановил нужные подробности: г-н Георг, рыжеватый немец, связан с эмигрантами, распространяет нелегальные, в частности герценовские, издания по разным странам.
Позавтракав с газетой в руках, Постников ради первого знакомства с городом выбрал не самый прямой путь к магазину г-на Георга, а зашагал по таким улицам, какие хотелось узнать чуть ближе. Вскоре он оказался перед хмурым старинным зданием Женевской академии — высшего учебного заведения, превращаемого, как Постников знал из разговоров, в университет с четырьмя факультетами.
Шагая мимо, Постников угадывал студентов, спешивших на занятия. Какой это здесь солидный народ! Очки, шляпы, деловитая походка, задумчивое молчание. Изредка — кивок головы, поклон — и туда, к массивным дверям! Невольно вспомнились свои годы учения — Ришельевский лицей в Одессе, тоже уже ставший университетом.
