Самолеты ушли двадцать третьего августа, а двадцать шестого родился Виктор. Полбин узнал об этом на одном из промежуточных аэродромов за Уральским хребтом. Он дал телеграмму матери: "Выезжайте вместе с Маней, ей будет трудно одной".
- Я и забыла, Ваня, письма принесли, - сказала Мария Николаевна. - Одно из Чернигова, а другое тебе из штаба.
Она подошла к столу, на который обильно падал из окна солнечный свет, пробивавшийся сквозь белые кружевные занавески. Причудливые узоры лежали на книгах и тетрадях, аккуратно сложенных стопочками по формату; блестела большая плита письменного прибора.
- Что пишут? Папа перестал ждать нас в отпуск?
- Перестал! Ждет, конечно. А Шурик, Шурик-то! Вот послушай, - она быстро вынула листок из ровно подрезанного ножницами конверта: - "Мне с Ваней необходимо посоветоваться по одному делу. Я твердо решил итти в авиацию. Одни говорят, что лучше в летчики, а другие - в штурманы. И я не знаю, как быть..."
- Все равно - летать, - с рассеянной улыбкой сказал Полбин, торопясь распечатать другое письмо. Пробежав его глазами, он вдруг крепко обнял жену, оторвал ее от пола и закружил по комнате, радостно повторяя:
- Лечу! Лечу. Манек!
- Тише, Виктора испугаешь! Куда летишь? Он отпустил ее и с озорным, мальчишеским выражением в глазах хлопнул конвертом по ладони:
- На! Читай!
На узкой полоске плотной бумаги лиловыми буквами было напечатано, что командование и политотдел воинской части номер такой-то выделили группу лучших летчиков части для встречи с экипажем самолета АНТ-25 - Чкаловым, Байдуковым и Беляковым, которые прибывают в Читу. Командир отряда старший лейтенант Полбин входил в эту группу.
- Чкалова увижу, Манек! Чкалова! Сонный детский голосок повторил: "Чкалова..." Полбин бросился к кроватке. Виктор сидел в ней розовый, теплый и, жмурясь от солнечного света, тер ручонками глаза, но попадал почему-то на лоб.
- Сын' Полетим! - подхватил его Полбин и высоко поднял.
- По-ле-тим... - медленно сказал Виктор.
- А сам ты кто?
- Я... чик-лет...
Едва научившись говорить, Виктор услышал в доме слово "летчик" и попытался его произнести, но оно не давалось, и он начинал его с более легкого второго слога: "чиклет".
Полбин уткнулся лицом в теплую грудку ребенка, защекотал его подбородком. Виктор весело, звонко рассмеялся.
Мария Николаевна стояла спиной к столу, опершись о него руками, и, счастливо улыбаясь, смотрела на эту возню. Наконец она сказала:
- Завтракать будем, летчики? Полбин посадил сына в кроватку.
- Будем.
За столом он рассказывал об утреннем небе, о неописуемо красивых облаках, которые видел на рассвете. Потом вдруг спохватился:
- А коверкотовая гимнастерка у меня выглажена, Манек? Не та, что с узким рукавом, а другая, с напуском на манжетах?
Мария Николаевна уверила, что все готово. Она не увидит Чкалова, но постарается показать ему, что у летчиков Забайкалья хорошие, заботливые жены.
Глава II
До Читы было около двух часов полета. В просторном металлическом чреве ТБ-3, исполнявшего на этот раз функции пассажирского самолета, разместилось десять человек. Все были чисто выбриты, запах одеколона смешивался с запахом бензина. Каждый старался устроиться так, чтобы не помять хорошо отглаженное обмундирование. Особенно заботился об этом Полбин: первые двадцать минут после взлета он стоял, прислонившись к гофрированной обшивке фюзеляжа, а потом осторожно присел на бухту веревок-фал в углу.
Рядом с ним оказался капитан Фролов, командир второго отряда, длиннорукий, костлявый человек с туго обтянутыми кожей впалыми щеками и очень толстыми губами. Он тоже сидел на бухте и почти касался коленями своего острого подбородка.
- Устраивайся, - сказал он, будто свободное место находилось в его распоряжении. - В ногах правды нет.
- Ну, в твоих-то, наверное, есть, - пошутил Полбин. - Гляди, длина какая от борта до борта, если вытянуть.
- Зато голенища резать не надо, - добродушно отозвался Фролов, намекая на то, что Полбин, у которого были крепкие полные икры, носил голенища короче обычного.
Полбин посмотрел на часы и сказал:
- Я думаю, к одиннадцати прилетим. Непривычно как-то пассажиром...
Он прислушался к гудению моторов, потрогал ладонью вздрагивающий пол, словно был неуверен в его прочности.
- Прилетим, если какая-нибудь звезда не подвернется по курсу, - ответил Фролов, медленно шевеля толстыми губами. - Всыпал ты своим звездочетам?
- Это Петухову и Васину? За что же им всыпать?
Фролов лениво вскинул глаза, опушенные длинными темными ресницами.
- Как за что? За блудежку, конечно. Вишь ты, на звезду лететь собрались. Межпланетные путешественники... Циолковские...
- Ты погоди, погоди, - остановил его Полбин. - Ребята ошибку сами исправили. И вина-то не совсем их: у Гречишникова как раз кнопку заело, просигналить не смог...
- Все равно надо было всыпать. Я бы им на всю железку... Чтоб знали.
Полбин упрямо покачал головой.
- Воспитывать людей надо, - все тем же ровным ленивым тоном проговорил Фролов. - Петухов у тебя шалопай, а Васин просто мальчишка...
- Ну, это ты брось, - вспыхнул Полбин. - Не знаю, как у тебя там с воспитанием, а я своих людей изучил. Петухов способный летчик, старательный. Васин тихоня, скромница, зато расчеты на бомбометание быстрее любого бородача приготовит...
- Пошел кулик свое... - начал было Фролов и, наверное, вызвал бы еще более резкую ответную реплику Полбина, но в это время к ним подсел воентехник Жиздров, начальник ремотных мастерских.
- Товарищи, - быстро заговорил он, - когда вернемся, приходите ко мне, чудо покажу... Понимаете, растаяла вечная мерзлота, произошло вспучивание грунта, и весь наш длинный домина треснул как раз посредине. Бугор образовался, цех моторов опустился в одну сторону, цех самолетов в другую... Теперь тележку с грузами катим сначала на подъем, а потом своим ходом пускаем по коридору. Прямо земной шар под ногами...
Выпалив все это без передышки, Жиздров на коленях переполз к другой группе летчиков - наверное, ему хотелось поскорее сообщить всем о "чуде" в ремонтных мастерских.
Полбин опять потрогал пол кабины. Он гулко дрожал, как палуба парохода над машинным отделением.
Спорить с Фроловым больше не хотелось. Было ясно, что Фролов спорит не из желания доказать незыблемость своих принципов воспитания, а просто для того, чтобы скоротать время, которое тянется томительно долго для летчика, попавшего в положение воздушного пассажира.
В Читу прилетели в одиннадцать с минутами.
Стало известно, что пилотируемый Чкаловым АНТ-25 вылетел из Хабаровска в ноль часов тридцать минут и ожидается к двенадцати.
День был солнечный, ясный, но ветреный. Ветер налетал порывами и так часто менял свое направление, что по распоряжению суетливого коменданта аэродрома несколько раз перекладывались посадочные знаки. Прилетевшие с других аэродромов летчики смотрели на это с некоторой завистью: большинству из них нередко приходилось садиться на своих узких площадках не только со встречным, но и с боковым ветром, а тут можно было заходить с любого направления. Огромное, безбрежное поле...
