Черноморская идиллия
Мы решили провести наш «медовый месяц» на море. На нашем Черном море. Мама всегда его так любила! В ожидании теплохода «Украина», на котором мы собирались начать наше «свадебное путешествие», мы были неразлучны. Мама была неутомима: она все хотела повидать, всюду побывать. На катере, на пляже или — просто в парке.
Там, в парке, мы впервые наблюдали полет спутника. Это было торжественно: сначала предупредили, потом повсюду погас свет и вся публика, задрав голову, смотрела на небо. А маленькая звездочка, то вспыхивая ярче, то почти погасая, словно кувыркалась в высоте. И странное чувство нас охватило, будто действительно наступила новая эра.
Солнце клонилось к западу, когда мы поднялись на теплоход «Украина» и торжественно прошествовали на верхнюю палубу. Ни я, ни мама иначе как на вольном воздухе не могли бы себе представить это путешествие. И правда: никакая каюта «люкс» не могла бы сравниться с нашей! Бархатное небо, усеянное звездами; море — как зеркало, а воздух.! Дыши — не надышишься! Убаюкивающий стук машины, шепот разрезаемой волны, а на душе — такой покой и безбрежная радость!
Маму я устроила с комфортом: шезлонг (я его купила в Одессе), на нем, на двух подушках — мама. Ноги на чемодане. Я ее укутала своим видавшим виды одеялом и пледом, а сама улеглась рядом, прямо на палубе. Ночь была теплая, несмотря на то, что мы были в открытом море. Мы не могли уснуть. Нам так много надо было рассказать друг другу, что мы… молчали и смотрели на небо. Опять пролетел спутник.
Из Сочи мы продолжили наше путешествие на морских трамваях — маленьких катерах, курсирующих от курорта к курорту. Но сначала прожили пару дней под чинарой. Я сняла эту «зеленую квартиру», где мы чувствовали себя превосходно. Впрочем, платила я, как за комнату. Но зачем нам была комната? «У Черного моря чинара стоит молодая…» Чинара — красивое дерево. Рядом инжир, увитый виноградом, и сквозь зелень — «самое синее в мире, Черное море мое!», как поет Георг Отс.
Теперь это вспоминается, как сон. Да это и был сон, то есть мечта! Да смела ль я когда-нибудь мечтать о большем счастье?!
Мама с восторгом приняла мою идею: ехать на юг, в Сухуми, останавливаясь на два-три дня в Хосте, Адлере, Гаграх, Пицунде, Новом Афоне. Гудауту я умышленно опустила, там плоское место, пустынное и непривлекательное.
Душа радовалась при виде того, как эта восьмидесятилетняя старушка ликовала, как школьница на каникулах! Ее и без того очень ясные, яркие глаза прямо сияли от восторга! Часами она могла смотреть на волны, слушая «музыку моря». Теперь же со своей «утраченной и вновь обретенной дочерью» она была счастлива вдвойне, втройне.
Какой это был счастливый месяц! Наверное, самый счастливый в моей жизни. Ведь счастье в том и заключается, чтобы наслаждаться им в настоящем времени, не терзаясь воспоминаниями о пережитых страданиях и не думать, содрогаясь, о предстоящих. Мы были вместе: я и мама. Нас связывала любовь. Любовь матери к ее единственной дочери, которая для матери — всегда ребенок, и моя любовь к ней — несколько более сложная, так как в ней сливалась любовь к счастливому прошлому с потребностью «излить избыток чувств», неизрасходованных на эгоистические потребности, и еще желание опекать, лелеять свою добрую старушку.
А кругом прекрасная природа: синее море, ласковое небо, свежий бриз, яркая субтропическая зелень — не совсем привычный пейзаж, создающий впечатление феерии.
Не обошлось без комичных «интермеццо». Одно из них — это мамино негодование по поводу моего купального костюма. Нет, это не было бикини — фиговый листок и пара микроколпачков на соски! Это был весьма приличный купальник. Но в мамино время мужчины купались в закрытых костюмах (если не считать тех, кто купался голышом, а именно таких было большинство). Женщины же купались в костюмах с рукавчиками и юбочками поверх панталончиков до колен.
И вот в Адлере мама тоже решила купаться. Поверх сорочки она надела длинную байковую ночную рубашку с манжетами на рукавах. На ногах — мои кеды. И в таком виде она торжественно прошествовала по пляжу и погрузилась по горло в теплую воду.
Смело могу утверждать, что мой купальник не привлек к себе ничьего внимания. Зато буквально все купающиеся собрались поближе, с явным любопытством рассматривая столь целомудренную купальщицу в байковой розовой, в белую полоску, ночной рубахе. Я давилась от смеха, глядя, как она, исполненная достоинства, плещется в волнах, не обращая внимания на объективы фотоаппаратов, нацеленные на нее.
В Гагры мы прибыли при свежем ветре и довольно приличной волне. Катерок-трамвай взлетал, как качели, и проваливался, поднимая фонтаны брызг. Мама была в восторге — она всю жизнь мечтала о бурном море. Пассажиры попрятались в каюту. На палубе, кроме нас с мамой, было лишь несколько любителей сильных ощущений.
Промокнув от брызг, можно обсушиться на солнышке; иное дело — мокнуть ночью под дождем. И я решила искать крышу над головой.
Но не тут-то было, Гагры — это уже Грузия. А грузины нас, негрузин, мягко выражаясь, не очень любят. Они не торопились оказывать нам «радушный прием» даже за приличную мзду. Тем более лишь на три дня.
Оригинальный город — Гагры. Горы подходят вплотную к морю. На узкой полосе побережья — одна настоящая улица. Зато тянется она километров десять! «Мористей» этой улицы — цепочка парков, санаториев, скверов. Вдоль всего этого — пляж. По другую сторону центральной улицы — другая магистраль, по которой проложена железнодорожная линия, причем она все время ныряет в туннель. За линией крутой стеной подымаются горы, поросшие лесом. В нижней части этой горы, как ласточкины гнезда, прилепилось несколько домиков, гостиница. Дальше — лес.
Я не решилась тащить маму (и чемодан, не считая складного кресла) в лес, предвидя, что ночью хлынет дождь.
В одном месте гору прорезала бурная речонка, и вдоль нее прилепились к склонам горы два ряда домиков. Туда, вверх по реке, мы и направились. Нам повезло: мы попали к русской женщине.
— Места у меня сейчас нет, — сказала она. — Приходите часа через два-три. Я что-нибудь соображу.
Сказано — сделано. Оставив свой багаж, мы пошли к морю полюбоваться «разбушевавшейся стихией» — мама всегда обожала рев волн. В свое время в Одессе, я помню, она не пропускала ни одного шторма и всегда вместе с папой шла на Лонжерон полюбоваться волнами.
Наша казачка (так она сама отрекомендовалась) нас не подвела. Когда, вдоволь налюбовавшись бушующим морем, мы пришли, наш «коттедж» был уже готов: к стене своего дома она прилепила небольшой навес из битого шифера, ржавого железа и фанеры. Крыша опиралась на два столба; две стены — сложены из камней. Внутри — топчан из какой-то двери, положенной на камни. И даже «матрац» из веток и травы. Проворная казачка успела эту постройку еще и побелить!
