широкой мягкой постели. А ты доживешь там до весны, чтоб встретить меня? Я очень любопытна и приеду слушать то, что ты мне хочешь сказать на ухо.
Вчера и сегодня была на репетиции. Сегодня размечали 3-й акт без Конст. Серг. Завтра с ним. Вчера вводили в пьесу Санина. Не знаю, как он будет. Я прохворала и ни одной толковой репетиции не видала. Виделся ли с Немировичем? С твоим любимым Котиком? [175]
Напиши, что Маша все 4 акта в черном или можно в сером, или в белой рубашечке?
Вчера была в Частной опере, слушала «Садко» [176] , но адски трещала голова, т. ч. удовольствия получила мало. Ну, до следующего письма, дорогой мой писатель!
Целую тебя в глаза и в губы и люблю.
Твоя актрисочка
А. П. Чехов – О. Л. Книппер
2 янв. 1901 г., Ницца
Милая моя дуся, хорошая, славная девочка, удивительная, сейчас мне принесли с почты твое письмо, которое ты послала еще 11 дек. Письмо чудесное, великолепное и, слава небесам, оно не пропало. Твои письма, вероятно, все уже получены, и теперь не беспокойся, таракаша, – все благополучно. От матери и Маши до сих пор не получил ни одного письма, хотя 20-го дек. они уже имели мой точный адрес.
Здесь жить беспокойно, знакомых больше, чем в Ялте, нигде не спрячешься. Просто не знаю, что делать. Получил длинное письмо от К. С. Алексеева. Написал он его до 23 дек., а получил я только вчера. Пишет насчет пьесы, хвалит исполнителей, в том числе и тебя [177] . Немирович под арестом; Катишь не отпускает его ни на шаг от себя, и я его поэтому не вижу. В пятницу водил его к Ковалевскому обедать, без нее. Вчера я ел блины у здешнего вице-консула Юрасова. Получил вчера громаднейший букет от неизвестной дамы; повертевши его в руках, разделил на малые букеты, которые и послал нашим русским дамам (из Pension Russe), чем и умилил их.
Здесь, дуся моя, удивительная погода. Хожу в летнем. Так хорошо, что даже совестно. Уже два раза был в Monte Carlo, послал тебе оттуда телеграмму и письмо. Милая моя дуся, ты сердишься, что я не пишу, и пугаешь, что не будешь писать мне. Но ведь без твоих писем я зачахну. Пиши почаще и подлиннее. Длинные письма у тебя очень хорошие, я люблю их, прочитываю по нескольку раз. Я даже не знал, что ты такая умная. Пиши, деточка, пиши, заклинаю тебя небесами.
Ты сказала Сулержицкому, что в Египет я не поеду? Скажи, милая. Я теперь пишу и буду писать, чтобы летом ничего не делать. Да и здесь так тепло, что никуда не хочется. Я тебя люблю, но ты, впрочем, этого не понимаешь. Тебе нужен муж, или, вернее, супруг, с бакенбардами и с кокардой, а я что? Я – так себе. Как бы ни было, все-таки я целую тебя крепко, обнимаю неистово и еще раз благодарю за письмо, благословляю тебя, моя радость. Пиши мне, пиши. Умоляю!!
Твой Тото, титулярный советник и кавалер
А. П. Чехов – О. Л. Книппер
7 янв. 1901 г., Ницца
Милая пьяница, сейчас получил твое письмо с описанием вечера у Лужского. Ты спрашиваешь о судьбе письма, или, вернее, трех писем, вложенных в один конверт. Не беспокойся, дуся, я получил. Спасибо.
В «Вестнике Европы» только что прочел повесть Боборыкина «Однокурсники». Повесть прескверная, скучная, но интересная – в ней изображается Художеств. театр и восхваляется М. П. Лилина. Ты прочти. Идет речь о «Чайке» и «Дяде Ване».
Мне здесь уже надоело жестоко.
Будь здорова, молодей, становись все более и более интересной, чтобы старичку не было обидно.
Ты ничего не пишешь о том, как идет пьеса, как и что, можно ли рассчитывать и проч. и проч. Очень возможно, что 15 янв. я поеду в Алжир. Ты все-таки пиши мне по старому адресу, т. е. в Ниццу, а отсюда будут пересылать в Алжир. Хочу поглядеть на Сахару.
Ну, будь здорова. Крепко обнимаю тебя, моя душка.
Твой Тото, потомственный почетный академик
О. Л. Книппер – А. П. Чехову
9-ое янв. 1901 г., 1 ч. ночи Москва
Покойной ночи, дорогой мой Тото! Я сейчас приехала из Больш. театра и ложусь спать, а в постели буду читать «Крамера». Слушала я с Мейерхольдом «Анжело» [178] – Кюи. Шаляпин был очень интересен в роли шпиона [179] , умирал великолепно; остальные певцы – сапожники, затхлые какие-то. Меня опера утомляет вообще. Много болтала с Фейгиным в театре, спрашивал, когда идут «Сестры». Сегодня размечали 4-ый акт. Ты мне много прибавил, милый, но трудно ее играть. А роль сильно нравится. Станиславский за 3-й акт сказал, что я кармениста, надо более сонную и сдержанную. Декорация 4-го очень нравится. Завтра ждут Немировича, что-то он скажет. Думают первый раз играть 24-го [180] . Антон, ты прислал Марии Федоровне цветы из Ниццы? Она говорит, что, судя по почерку, – ты. Ее бедную конка вывернула из саней, и она ходит с подвязанной рукой, вывихнула плечо. Скоро 100-е представление «Федора». Я играю Ирину. Будет торжество, думаю.
Не понимаю, куда деваются мои письма к тебе. Я пишу почти каждый день, больше 2-х дней не пропускала. Спрашивай на почте. Я сегодня много хохотала на репетиции, много болтала глупостей, чтобы злить Савицкую, кот. отчаянно выкатывала глаза, и за это Морозов оштрафовал меня на 15 рубл., в шутку, конечно, а я с него взяла обещание на два ужина во время 4-го акта «Чайки»! Он с нами поддуривает.
Спасибо тебе за поцелуи и за благие пожелания. Почему ты думаешь, что я не могу любить в продолжение 15-ти лет? Ах ты мой Тото, Тото! А ты меня уже не можешь разлюбить? И не стыдно тебе этим заниматься, великий писатель земли русской? Путаться с актрисами? Ну все-таки получай крепкий разгорячий поцелуй.
Твоя собака
А. П. Чехов – О. Л. Книппер
11 янв. 1901 г., Ницца
Жестокая, свирепая женщина, сто лет прошло, как от тебя нет писем. Что это значит? Теперь письма доставляются мне аккуратно, и если я их не получаю, то виновата в этом только ты одна, моя неверная.
На сих днях, если море не будет так бурно, как теперь, я уезжаю в Африку. Адрес мой остается все тот же, т. е. Nice, 9 rue Gounod и тут будут знать, где я. В Африке пробуду недолго, недели две.
Все время здесь чудесная летняя погода, тепло, чудно, цветы, дамы, велосипеды, но – увы! – все это только олеография, а не картина, для меня по крайней мере.
Пиши, собака! Рыжая собака! Не писать мне писем – это такая низость с
