Особый «клуб общения» составляют иностранцы. В нью-йоркских тюрьмах сидят много иммигрантов, беженцев и туристов. Иногда между ними завязывается самая неожиданная дружба. В той же Фишкиллской тюрьме совершали вместе ежевечерний моцион израильтянин Давид (участник войны 1973 года), палестинский араб Абдунасер (член боевой организации ООП) и иракский ассириец Амижан (боровшийся когда-то против Саддама Хусейна). Беседовали они, разумеется, по-английски. Политические их разногласия, возможно, сглаживались тем, что в тюрьме все трое оказались по житейским делам: израильтянин попался с крупной партией героина, палестинец похитил ради выкупа иорданского бизнесмена, а ассириец застрелил собственного шурина.
Израильтянин сидел уже не в первый раз. У себя на родине, еще в молодые годы, он отбыл восемь лет за ограбление банка. После освобождения Давид решил заняться более стабильным бизнесом и переселился во францию. Его компаньонами были знаменитые братья Заморы — алжирские евреи, контролировавшие в начале 1980-х годов парижский рынок наркотиков. Со временем с ними начала конкурировать мощная итальянская группировка из Марселя, и по прошествии нескольких лет из пятерых братьев остался в живых один. Давид со своей израильской бригадой оказался внутри быстро сжимающегося кольца. Им удалось скрыться в Швейцарии, но там подозрительная группа израильтян быстро попала в поле зрения полиции. Давид отсидел три месяца в женевской тюрьме, о которой у него сохранились теплые воспоминания: телевизоры в камерах, заказ продуктов в супермаркете вместо ларька и охрана, обращавшаяся к зеку не иначе, как «monsieur».
Так как улик против Давида было недостаточно, власти ограничились его депортацией в Израиль. Там он, устав от бурной жизни, на некоторое время осел. Он женился, купил дом и открыл кафе в старом квартале Яффо — скорее, что-то вроде чайханы, где окрестные жители, в большинстве своем евреи с Востока, могли играть в нарды и курить гашиш. Но через пару лет Давид поддался на уговоры старых друзей-бизнесменов, которые собрались в Америку разрабатывать новые рынки сбыта. С обстоятельностью семейного человека он взял с собой жену и маленькую дочь, но его деловой проект оказался весьма неосмотрительным. Давид уже давно числился в списках Интерпола, и ФБР установило за ним слежку с момента прибытия в международный аэропорт Кеннеди. Всю группу взяли с товаром на квартире в Бруклине, а для верности присовокупили к делу еще и покушение на жизнь агентов ФБР, так как у Давида в руках оказалось помповое ружьишко.
Нанятый за большие деньги адвокат счел положение израильтян очень неприятным: им грозили огромные федеральные сроки без права досрочного освобождения. Давида спасло то, что адвокату удалось добиться выделения его дела в отдельное производство под юрисдикцией штата Нью-Йорк. Свою удачу — десятилетний срок — Давид объяснял действием магического амулета, подаренного ему в свое время высокочтимым марокканским раввином Кадури. Израильтянин был очень искренне верующим человеком.
Абдунасер прибыл в Фишкиллскую тюрьму с огромным мешком мусульманских книг и палестинским флагом, нарисованным на простыне (флаг, правда, отобрали во время обыска). Он сделался завсегдатаем тюремной мечети. Его приняли как подарок судьбы: американские мусульмане-негры в большинстве своем знают по-арабски только «Салям алейкум» и об исламском богослужении имеют примерно такое же представление.
Однажды утром, когда я в довольно унылом настроении шел в лазарет с больным зубом, выбежавший из-за угла палестинец чуть не сбил меня с ног. Он тут же бросился обниматься, хотя мы с ним тогда были едва знакомы. Сияющий Абдунасер потрусил дальше, по направлению к мечети, а я продолжил свой путь, несколько удивленный его неумеренным восторгом. Когда я вернулся из клиники, по телевизору в жилом блоке передавали повтор последних известий: из израильской тюрьмы только что был освобожден духовный лидер «Хамаса» шейх Ахмед Яссин. Абдунасер, вероятно, смотрел утренний выпуск.
Поначалу я думал, что Абдунасер оказался в Америке по каким-то политическим делам. Познакомившись с ним поближе, я узнал, что это совсем не так. Брат его еще в 80-х годах обосновался в Нью-Йорке и открыл небольшую компанию по перевозке мебели. Абдунасер сидел без работы в своем бедном городе Рамалла на Западном берегу и давно мечтал присоединиться к брату. Но перед ним стояло непреодолимое препятствие: получение американской въездной визы. Проблема заключалась в том, что Абдунасер участвовал в интифаде и получил в результате судимость. Поскольку израильские власти не могли лишить бывших мятежников права выезжать за границу (все-таки демократия), они придумали довольно остроумное решение этого вопроса: всем осужденным по таким делам выдавать загранпаспорт особого формата и цвета — своего рода «удостоверение террориста».
Разумеется, что с таким паспортом Абдунасеру можно было в американском посольстве и не появляться. Поразмыслив, он одолжил у родственников 3 тысячи долларов и отнес их какому-то местному каллиграфу, который нарисовал в его злополучном, паспорте американскую визу. Абдунасер со спокойной душой купил билет и вылетел в Нью-Йорк. На пропускном пункте аэропорта Кеннеди над ним долго смеялись, потом показали ему, как выглядит настоящая виза, сняли отпечатки пальцев и посадили на первый же обратный рейс авиакомпании «Эль-Аль».
Абдунасер, впрочем, обладал завидным упрямством (израильтянин Давид, конечно, уверял, что это качество всех палестинских арабов). Через пару месяцев ему удалось получить за взятку въездную визу Панамы — на этот раз подлинную. Он снова пересек Атлантический океан и очутился в аэропорту Панама-Сити. Из вещей у него был только небольшой саквояж, а испанского языка он не знал совсем. Тем не менее Абдунасеру удалось на ломаном английском объяснить местному полицейскому, что ему надо попасть на автобусную станцию. Сердобольный панамец лично посадил бывшего палестинского террориста в автобус, уходящий в направлении границы с Коста-Рикой. Там Абдунасеру пришлось воспользоваться местным рейсом, который по каким-то горным дорогам, в обход паспортного контроля, доставил его на ту сторону границы. Дальше был уже костариканский автобус, в котором Абдунасер, окруженный крестьянами-метисами, а также их курами и свиньями, проклиная все на свете, трясся целые сутки по пути в Никарагуа.
Потеряв уже счет центральноамериканским колымагам, преодолев четыре государственные границы, Абдунасер оказался в конце концов в Мексике. Еще в дороге он подхватил ветряную оспу и вынужден был проваляться две недели в душном и грязном номере дешевой гостиницы в Гвадалахаре, вероятно, призывая на помощь Аллаха. На последние деньги Абдунасер позвонил в Нью-Йорк, где брат ожидал от него вестей. Но попал он не на брата, а на диспетчера компании, тоже араба, который не понял, где именно Абдунасер находится. Когда брат Абдунасе-ра появился в офисе, диспетчер, смущаясь, сказал ему: «Ваш брат просил передать, что он сидит в большой ж…». (Таково значение слова «Гвадалахара» по-арабски.) Брат в конце концов догадался, о чем идет речь, и послал в Гвадалахару денежный перевод до востребования, но Абдунасера там уже не было. Случайно повстречавшийся ему в городе египтянин познакомил его с мексиканскими проводниками, обещавшими за 5 тысяч долларов доставить его в Лос-Анджелес. Вперед потребовали 2 тысячи, которые Абдунасер одолжил у египтянина, торжественно поклявшись вернуть долг. Про другие три тысячи палестинец предпочитал не думать.
