комнату, а обмен с доплатой делать окончательно – один раз. Только что сейчас была у Олеси Владимировой – она меняет квартиру из 3‐х комнат (Ленинград) на комнату хорошую в Москве. Она мне сказала, что эту комнату может нам сдать, ибо ее мать живет с ней (у нее в Москве квартира из 4‐х комнат) и комната будет постоянно свободна. Может быть, ей удастся поменять на квартирку даже (сегодня будет по этому делу один полковник) – тогда можно будет нам одну комнату взять окончательно. Все это выяснится в ближайшие 2 недели, а может быть, и раньше.
Она советует вообще снять комнату и искать обмен окончательный, придерживая комнату в течение года.
Может быть, лучше заняться этим делом серьезно, но не бросаться на первый же случай. Если ты считаешь все же, что в комнате жить будет можно без особых страданий – то я согласна.
Сейчас поеду по поводу разрешения. Нужно будет справку с твоей службы. Может быть, еще какие-нибудь бумаги.
С Олесей буду держать все дни связь.
А что это за комната с кухней временная?
Звони и пиши чаще. Звони лучше всего от 8–9 ч. утра или вечером после 10 ч.
Я простужена все эти дни. Еще не замазано окно. Денег пока не получила и перебиваюсь, одалживая. Постараюсь выслать тебе одеяло.
Крепко, родной, тебя целую и обнимаю, очень тебя жалею и люблю.
Портрет Н. П. 205 – очень удачный, надпись трогательная…
[Анна Осиповна прорабатывает тебя и меня с Манечкой – исходя из ряда реплик.
Манечка требует, чтобы я ее «приняла». Сколько мучительных обязанностей – все взвешивается на весах. Как хотелось бы, чтобы больше не было в этом надобности.]
Пиши, родной!
Может быть Вл. Дм. хоть с Зубовым 206 поговорит – но по существу – а не формально. Сейчас он морально – это должен сделать – поговори с ним об этом без стеснений – категоричнее.
№ 287. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной
28.X.47 г.
Дорогая деточка,
вчера получил твой телеграфный перевод, а сегодня письмо, посланное 24‐го авиапочтой. Не знаю, чем объяснить такой долгий срок хождения писем, словно это «хождение по мукам». От комнаты я решил отказаться, сейчас начал активно разыскивать площадь для временного жительства. Кое-какие предложения поступают, но чем все это кончится, а главное когда – это сказать трудно.
Зачем ты послала мне столько денег? Ты, наверно, сама осталась ни при чем? Я получу деньги только 3/XI. Если мне удастся (надежды мало), то приеду к тебе на праздники. [Срочно сообщи, цело ли еще варенье!..]
Я еще не втянулся по-настоящему в работу. Кое-что делаю и скоро целиком войду в рабочее состояние. Свою рукопись «Учение о самовластном человеке» отдал на прочтение Николаю Павловичу. Пока что не знаю, какого он мнения о ней. Я подарил Николаю Павловичу почти все мои стихи. Он их прочел, как это в его обычае, весьма внимательно, и они ему не понравились. Он сказал, что как и у Блока, Пастернака и всей этой линии поэзии, так и в моих стихах есть нечто не проясняющее душу, а заполняющее ее неким хаосом чувств и переживаний. Он ценит Пушкинскую кристалличность стиха и отточенность. Он упрекнул меня в недостаточной «возвышенности» стихов, в «сопряжении далековатых понятий» и при том настолько «далековатых», что «сопряжение» их удается одному только автору. Разумеется, говоря о Блоке и Пастернаке, Н. П. хотел только указать мне избранное мной направление, а не сравнить или поставить меня с ними рядом. Во многом я с Н. П. согласился, хотя и не во всем, и если судьба прольет мне в душу немного мира и света, то писать я буду.
У меня окончательно сложилась тема моей работы. Она будет называться – «Умственные течения в Московской Руси». Я задумал ее в двух книгах: первая «XVI век», вторая «XVII век». Первую книгу я надеюсь закончить в 1948 году и представлю ее в качестве диссертации. В ней будет пять разделов: 1. Учение о самовластном человеке, 2. Учение о самобытии естества, 3. Учение о разуме духовном, 4. Учение о правде и 5. Просветительные движения на Руси в конце XV и в ΧVI вв. Я считаю, что проделал уже около половины работы.
Напиши мне о себе, своей работе, планах, интересах. Бываешь где-нибудь? Дома играешь ли на пианино? Не забыла ли этюд Скрябина, который мы оба так любим. Мне этой ночью приснилась какая-то мелодия и пела во мне в течение всего сна. Однако утром я ее потерял.
Жду твоих писем, родная, и крепко целую.
Саня.
№ 288. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову
15/XI–47 г.
Родной Санек, пишу тебе наспех – в комнате холодно, нет электричества (уже 2‐й день) и свеча догорает. [Я до сих пор не могу собраться с мыслями и чувствами – после тех мучительных часов, которые нам пришлось пережить. Даже не имею сил, чтобы выругаться по адресу Анны Семеновны.]
Поздравляю тебя родной, с прошедшим днем 207. Я выпила одна уже три рюмки вина за твое здоровье. Собираюсь осушить весь графин.
Энгельгардт привез мне последнюю американскую книгу по раку и нужно до вторника с ней ознакомиться. Отсутствие электричества просто катастрофично. Он был весьма любезен со мной, хотя я разговаривала весьма вяло. А сейчас не имею возможности ни почитать, ни подумать и все мое хозяйство в ужасном запущении.
[Санечек, родной, посылаю тебе перчатки, говорят, что они теплые. Хочу, чтоб собаченька не отморозила лапки.] Где ты, родной, живешь? Что у тебя нового? [Передай мой привет и благодарность Михаилу Марковичу 208 – очень тронута его телеграммой. Пришли мне поскорей адрес Михаила Ивановича и Сиппер 209 – я им сразу же отправлю письма.
Сегодня у Трувора не было обеда – керосин кончился, электроплитка не функционирует. Пришла домой в 8 ч. вечера. Трувор пил вино и кушал грибы. Что-то будет?! Скучаю без хозяина.
Мака! Амка! Амка!]
Нужно бежать на вокзал. Целую тебя и обнимаю крепко, крепко. Очень люблю [/люлю/. Трувор]
№ 289. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной
26.ΧΙ.47 г.
Родная Наталинька,
мне было очень радостно слышать твой утренний трогательный голос весь еще повитый сном. Представляю себе мою родную девочку, теплую и сонную, кутающуюся в свой полинялый халатик и дрожащую от резкого ощущения пробуждения. Целую тебя, дорогая моя,
