В архиве сохранился договор, подписанный Буллитом и Фрейдом в его венской квартире на Берггассе, 19, где сейчас музей Фрейда. Доход от публикации книги соавторы договорились разделить так, что две трети доставались Буллиту, одна треть Фрейду; в такой же пропорции делились и возможные расходы. Соавторы соглашались, что американское издание должно выйти раньше немецкого, что оставляло контроль над публикацией книги за Буллитом. Весной 1932 года Фрейд и Буллит завершили рукопись, но тут возникло осложнение, которого можно было ожидать с самого начала. В почти подготовленный текст Фрейд дописал несколько пассажей, с которыми Буллит не мог согласиться. Эти добавки Фрейда касались детальной интерпретации христианства в связи с бисексуальностью и страхом кастрации. Один из этих фрагментов, не вошедших в книгу, недавно опубликован; он углубляет известный текст книги, но никак не противоречит ему. Из этого видно, что расхождения соавторов касались редактуры текста и не имели принципиального характера [68]. По предложению Буллита, каждый из них тогда согласился подписать рукопись главу за главой, и она осталась ждать своего часа.
В 1938-м Буллит был американским послом в Париже, а Фрейд – больным, беззащитным еврейским доктором в занятой нацистами Вене. Он не хотел уезжать из Вены, да это было и непросто. Не совсем ясно, услышал ли Фрейд о необходимости эмиграции от Буллита, или об этом ему говорили младшие члены его семьи; во всяком случае, Буллит организовал этот отъезд, помогая старшему другу и соавтору дипломатическими усилиями и деньгами. Американским консулом в Вене был Джон Уайли, бывший сотрудник Буллита по московскому посольству. Сразу после аншлюса, 15 марта Уайли телеграфировал в Париж Буллиту: «боюсь, что Фрейд, несмотря на его возраст и болезни, находится в опасности». Буллит, видимо, позвонил Рузвельту. Уже на следующий день госсекретарь Халл телеграфировал консулу Уайли, что президент поручает ему ставить вопрос о Фрейде перед новыми венскими властями и желает, чтобы Уайли отнесся к делу лично и неформально. Халл просил, однако, в этих разговорах с нацистскими властями не ссылаться на Рузвельта, но подчеркивать заслуги Фрейда перед мировой наукой. 17 марта прошел слух, что Фрейд арестован; Уайли сообщал Буллиту, что это неправда. Нацисты, писал Уайли, лишь произвели в тот день обыск в квартире Фрейда и конфисковали его паспорт, а заодно и крупную сумму денег. Во время обыска в квартире Фрейда находились двое сотрудников американского консульства, которых направил туда Уайли; там была и его жена, полячка Ирена, которая за три года до того вела московский Фестиваль весны и заботилась о Булгаковых. По делам Фрейда Уайли общался с руководителем венской полиции; тот заверял его, что доктору ничто не угрожает. Буллит телеграфировал в госдепартамент, что лично готов нести расходы, если таковые потребуются для отъезда Фрейда. Уайли в ответ передал ему, что расходы будут немалыми: Фрейд хотел взять с собой 16 человек, включая 10 членов своей семьи, а также служанку и личного врача с его семейством в придачу. Любой австрийский еврей должен был платить нацистам за свой отъезд немалую сумму; кроме того, нацисты от Фрейда требовали еще 32 000 шиллингов, которые задолжало поставщикам его психоаналитическое издательство. В ответ Буллит писал, что не сможет содержать 16 человек, и просил Уайли убедить Фрейда ограничиться женой и дочерью (родственники Фрейда, в их числе четыре его сестры, оставшиеся в Австрии, погибли в Холокосте). Однако Буллит обещал выделить в помощь Фрейду и его семье 10 000 долларов, огромную по тем временам сумму, и обещал найти еще денег. Он подключил к этому делу светскую даму, психоаналитика и потомка Наполеона Мари Бонапарт, принцессу греческую; она сразу приехала в Вену и за свой счет решила финансовые вопросы с властями. Но 22 марта гестапо арестовало дочь Фрейда, Анну, о чем Уайли сообщил Буллиту; ее отпустили в тот же день, о чем Уайли тоже телеграфировал в Париж. По дипломатическим каналам Буллит позаботился и о получении Фрейдом и его семьей французской визы. 12 апреля, через месяц после аншлюса, госсекретарь Халл отправил Уайли телеграмму, в которой вновь просил консула поинтересоваться планами Фрейда в отношении эмиграции в Англию. В общей сложности это дело стоило американским дипломатами трех месяцев, а также многих тревог и денег. Нацистский чиновник, ответственный за взыскание выкупа с Фрейда и ликвидацию его издательства, успел даже сам увлечься психоанализом; он не знал, что Буллит в Париже и Уайли в Вене следили за каждым его шагом. В конце концов, четвертого июня Фрейд с семьей выехал на поезде из Вены в Париж. На том же поезде следовал сотрудник американской секретной службы, который должен был помочь Фрейду в случае затруднений на границе[3]. Фрейд писал потом уже из Лондона: «Дорогой Буллит, теперь, среди покоя, мира и красоты, и после всего, что случилось за эти месяцы, я должен снова поблагодарить Вас… Я не могу вполне оценить Вашей роли, потому что многое происходило втайне, но я уверен, что роль эта была велика» [69].
Встречая Фрейда на вокзале в Париже, Буллит напомнил ему об их нерешенном споре, касавшемся вставок в их книгу; позже, посетив новый дом Фрейда в Лондоне и взяв с собой рукопись, он получил у больного, но благодарного Фрейда разрешение снять спорные пассажи. По словам Буллита, Фрейд видел и одобрил самый последний вариант текста. Но книгу нельзя было публиковать: хотя весной 1938-го умер полковник Хаус (книга содержит насмешливые подробности в отношении его самого и его родственников), еще очень долго была жива вдова Вильсона, которая описана довольно враждебно. Кажется, что Буллит сам не торопился печатать эту книгу. Может быть, он не хотел проблем с наследниками Фрейда, которые сначала дали согласие на публикацию (и получили свою долю дохода от нее), а потом стали сомневаться в аутентичности фрейдовского авторства. Или, что более вероятно, Буллит понимал теперь, что публикация столь радикального сочинения навсегда сделает для него невозможным возвращение к государственной карьере. В итоге книга вышла в свет незадолго до смерти Буллита в 1966 году. Все же он увидел ее – несомненно, самое долговечное из его сочинений – вышедшей из печати.
Книга появилась как раз тогда, когда жанр психобиографии, сочетавший историю и психоанализ в применении к индивидуальной жизни, в Америке вошел в моду; признанным классиком его был Эрик Эриксон, автор психобиографий Лютера (1958) и Ганди (1969). Теперь получалось так, что жанр этот был изобретен Фрейдом и Буллитом, которые к тому же использовали его не как аналитический инструмент для понимания «великого человека» (что делал сам Фрейд в книгах о Леонардо и Моисее), но как критическое, политическое оружие. К тому же в интернационализме Вильсона, репутация которого в межвоенный период была подорвана критикой Версаля и судьбой Лиги Наций, интеллектуалы 1960-х видели теперь альтернативу холодной войне и Вьетнамской кампании. Книга немедленно подверглась критике, и против нее резко выступил сам Эриксон [70]. Он поставил под сомнение соавторство Фрейда, обвинив Буллита в том, что тот выдал собственную рукопись за работу, написанную вместе с классиком. Вскоре, однако, историки психоанализа убедились в том, что наследники Фрейда не уклонились от получения гонорара за скандально известную теперь книгу. Позже, когда бумаги Буллита в Йейле стали доступны исследователям, там обнаружились рукописи Фрейда и другие документы, свидетельствующие о его вовлеченности в совместную работу с Буллитом[4].
