- А, ничего странного. Все мы - люди. И иногда так хочется чего-то земного, теплого: ласки, любви, тишины, уюта, спокойного сна. Так хочется, что сил больше нет. Хочется поверить, что находишься во сне и сейчас, когда откроешь глаза, то окажешься дома, в мягкой кровати. Открываешь и, о ужас, а ты все так же лежишь на подстилке в палатке, наспех поставленной в морозном, бездушном, голом зимнем поле... Я, например, вижу один и тот же сон, как пластинку мне его заело. И ничего теплого в том сне нет, лишь одна одинокая смерть.
- Верно, а ведь верно, до больного верно сказал, - офицер загадочно улыбнулся и закрыл глаза.
Я тоже закрыл глаза. Несколько минут мы сидели молча. Каждый, наверное, молчал о своем.
Я, сидя так, неподвижно, начал замерзать и, встрепенувшись, открыл глаза, потянулся. Темнело. Еще десять минут назад я хорошо видел все наши позиции, а теперь едва смог разглядеть Тагира, в нескольких метрах от меня упорно всматривающегося в зависающую над полем мглу. Я прервал безмолвие:
- А почему костры запретили жечь? Холодно же!
- А сам не догадываешься? - ожил взводный.
- Догадываюсь.
- А что спрашиваешь тогда?
- Ну, так, просто чтобы спросить.
- А сейчас я тебя спрошу. Ты, Кэмэл, хороший боец, и как пацан - вроде не дурак, но зачем ты после госпиталя вернулся в "Чехию"? Не понял намека, да? Тебе же смерть намекнула, что не твоя это война, и тебе здесь нечего делать. Она, смерть, тебя уже один раз пощадила и отправила в госпиталь, чтобы ты потом оттуда хоть куда поехал, но не в Чечню. А ты не понял, взводный махнул рукой куда-то в уже окончательно опустившуюся на землю ночь. - Жизнь слишком коротка, чтобы давать нам два шанса. Жизнь слишком коротка. И надо уметь ее ценить, как надо уметь ценить и смерть. Ты веришь в жизнь после смерти?
- Не думал серьезно об этом. Время, наверное, еще не подошло.
- Время? Времени хватает всегда, просто надо уметь его грамотно использовать. Время - деньги. Кто понял эту истину, кто умеет ценить время, тот умеет правильно жить.
- А эти, в селе, они поняли? - я указал в сторону Первомайского, небо над которым мерцало вспышками осветительных ракет.
- Вряд ли. Если бы поняли, не ввязывались бы в эту бойню.
- Они же, вроде как, священную войну нам объявили и говорят, что воюют за свою Родину, за свою веру. И не боятся смерти.
- Ты сам-то, веришь в то, что только что сказал?
- Не, - я отрицательно покачал головой, - ни хрена не верю. Если бы они реально за веру воевали, я думаю, они бы воевали по-другому. И вообще, что это за священная война такая, когда им деньги за это платят. Деньги, они сами по себе убивают. Убивают все, даже веру. А то, что духи не могут и не хотят вести войну без денег, я слышал давно. И когда я понял, о чем действительно идет речь, то до меня дошло, что священная война - "исламский джихад" - давно забыта, а духов интересуют только деньги. Ну и что, что они все сутки напролет орут "Аллах Акбар!", они же сами же этот свой "акбар" нарушают. Если дошло до того, что эти гребаные горцы, эти хвастливые бородатые твари убивают своих же единомышленников, своих же единоверцев, чтобы затем поделить их добычу, значит они, грызясь между собой, никогда ни добьются победы нам нами. И еще, где ты видел "истинных мусульман" наркоманов? По-моему, в Коране ничего не написано о наркоте. Выходит, если дух принимает наркотики, то он уж точно не за веру воюет. Доллары, наркота, зверства над пленными, издевательства над местными русскими дедами и бабками - это все далеко не по исламу.
- Да, но мы, как бы тоже христиане, вовсю грешим и водку хлещем.
- Не мы начали эту войну.
- Меня волнует другой вопрос. После смерти, после моего последнего вздоха, обрету ли я покой. Истинный покой.
- Не понял?
- Я не знаю, простит меня Господь или похоронит. Похоронит в своей памяти и не вспомнит обо мне, или, может, бросит меня в ад, когда я перейду из мира людей в мир теней. Пока, в этой моей жизни я не сделал ничего положительного. Я только избивал, калечил, убивал. Кого-то оставлял сиротами, кого-то инвалидами, а кого-то просто трупами. Последний год я не видел ничего, кроме смерти. Каждый день приносил новую смерть, и каждый вздох отпускал чью-то душу на небеса.
- Да, иногда и мои воспоминания больно терзают меня, мучают и грызут мою душу. Но я стараюсь отвлечься, стараюсь думать, что после каждой темной ночи обязательно будет яркий день, и после каждой смерти будет жизнь...
- Убивая, смотри, к чему это приводит...
- Убив врага - ты даешь жизнь другу.
- Иногда, нажимая на курок, я чувствую как пуля покидает ствол и, вылетев на желанную свободу, жадно ищет свою жертву. И тогда вдруг вся моя жизнь проходит перед моими глазами. И плохое, и хорошее... Я наблюдаю себя со стороны, я вижу себя в невидимом зеркале. Вижу и темное, и светлое, вижу мое я. И наблюдая убийства и убивая лично, оставляя трупы врага в разрушенных зданиях или в чистом поле, я знаю, что поступаю правильно. И пусть я привык к убийствам, пусть я уже давно без всяких чувств убиваю человека, я знаю, что делаю это ради жизни своей, ради жизни моих друзей, моих родителей и моих еще не родившихся детей. Убивая, я сам бросаю вызов смерти.
- Смерть засасывает тебя как мертвая воронка в быстрой реке?
- Ну... Кэмэл, ты наверно сидишь и думаешь что я - слабак. Что твой взводный, который тебя вырастил и воспитал, - слабак.
- Да нет...
- А вот ты подумай, - кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умереть, кому страдать, а кому радоваться.
- Иногда... я стреляю по призракам, мне так кажется... Я вернулся на войну ради пацанов, которые уже больше никогда не воплотят свои мечты в жизнь... Я таких живых видел в госпитале - им гораздо хуже, чем мертвым. Может поэтому мне иногда становиться страшно.
- А мне не пристало бояться людей, я никого не боюсь, лишь Бога. Когда воздух наполнен пулями, когда воздух пропитан молодой кровью, когда воздух питает смерть, - я спокоен. Но иногда, сразу после боя, слушая тишину и бешеный стук собственного сердца, я начинаю сходить с ума. Ты думаешь, почему офицеры спиваются? Они пьют горькую, чтобы избавиться от боли. И если бы я не пил после боя, я, наверное, сошел с ума и вышиб себе мозги. Я живу такой жизнью, когда каждый день проходит так, будто это мой последний день, будто я собираюсь умереть сегодня. Господь знает....
- Ты веришь в Бога?
- А что, кто-то не верит? Когда становится трудно, я имею в виду когда человек уже не в состоянии помочь себе сам, он всегда вспоминает о Боге.
- Значит, не веришь?
- Не знаю, но я этого никогда еще в открытую не говорил, верю я или нет.
- Для чего мы живем? Давать миру больше, чем брать взамен? Тогда, все-таки, зачем нам дана возможность убивать?
