Петров приказывает позвонить в корпус, в который он намерен выехать.
- Пусть поставят на перекрестках дорог маяков.
Через полчаса, наскоро перекусив, уезжаем от Москаленко. На первом "виллисе" Петров, на втором Мехлис. Петров берет меня в свой "виллис". "Виллис" открытый, даже без тента. Я сижу сзади, между автоматчиком и постоянным спутником Петрова, толстым сорокалетним лейтенантом Кучеренко.
Через несколько километров мы наталкиваемся на первую пробку. Кучеренко и автоматчик соскакивают с машины и бегут растаскивать пробку. Она образовалась из-за того, что на дороге в два ряда остановились машины мехкорпуса. Все оставшееся пространство загромоздил пытавшийся их объехать понтонный батальон.
Петров сердится и приказывает позвать понтонера. Но раньше него появляется начальник инженерного отдела армии. Выясняется, что понтоны сдвинуты не по его распоряжению, а по распоряжению начальника инженерной службы фронта.
Петров приказывает, чтобы тому от имени командующего Фронтом объявили выговор. А когда появляется командир понтонного батальона и начинает доказывать, что он двинул свои понтоны по такому-то, полученному от такого-то приказанию, Петров сдерживается, не срывает гнев на этом майоре, а лишь Резко приказывает ему немедленно убрать к чертовой матери свои понтоны с дороги и ближайшую деревню.
Чувствую, как, несмотря на все свое раздражение, Петров все-таки стремится разобраться и не орать попусту на человека, который в данном случае не виноват. Положительное отличие от тех больших начальников, которые любят накричать, не разобравшись, на первого попавшегося под руку.
Метель лепит навстречу, прямо в глаза. Она абсолютно мокрая, почти дождь. Дороги начинают раскисать буквально на глазах. Мы минуем еще одну пробку, наконец застреваем. На дороге в четыре ряда стоят танки, машины, повозки. Встречного движения нет, все это идет только в одну сторону, на запад, по все равно сплошь загромоздило всю дорогу.
Петров слезает с "виллиса", достает суковатую палку с загнутой ручкой и, опираясь на нее, идет по шоссе. Пробка такая что кажется, она вовеки не сдвинется с места. Лица у всех мокрые, шинели промокли насквозь. Все мерзнут от этого пролизывающего до костей дождя со снегом.
И все-таки какой-то солдат, уставший до такой степени, что ему все равно, стоит среди всей этой суеты на дороге, прислонившись спиной к борту грузовика, и спит. Ревут и гудят машины, задевают плечами проходящие мимо люди, а он стоит и спит!
Проходим примерно с километр пешком в поисках командира корпуса. Приближаемся к железной дороге под аккомпанемент немецкого артиллерийского огня. Разрывы отсюда километрах в двух - двух с половиной, так что, видимо, наши на этом участке с утра продвинулись совсем мало. Линия немецкой обороны шла здесь вдоль железнодорожной насыпи.
На этом участке фронта двухколейная железная дорога проходит в огромной выемке, глубина которой местами двенадцать и даже пятнадцать метров. Через эту огромную выемку и был перекинут взорванный сейчас немцами мост.
Справа от дороги стоит подорвавшийся на немецком фугасе танк. Рядом с ним лейтенант в черном комбинезоне, с усталыми глазами. Петров подходит к нему.
- Товарищ командующий, - говорит лейтенант, - это мой танк.
- Ну!
- Я командир разведгруппы, вот взорвался мой танк не дойдя.
- Так на кого же вы обижаетесь?
- На саперов обижаюсь.
- Почему?
- Не разминировали как следует, вот машина и взорвалась. Только слегка пощупали в некоторых местах, а здесь фугас лежал. Вот и подорвались... Водитель у меня убит, ноги ему оторвало.
- А вы чего тут стоите? Раз вы командир разведгруппы. двигайтесь со своей разведгруппой в обход. Другие у вас машины какие?
- Есть еще бронетранспортеры.
- Ну вот, и двигайтесь на них. Сворачивайте с дороги, бронетранспортеры здесь должны пройти...
Кто-то вмешивается в разговор:
- Танки тоже здесь прошли, уже двенадцать танков прошло.
- Поезжайте, поезжайте вперед, - повторяет Петров.
- Товарищ командующий, надо акт составить.
- Какой там еще акт?
- Акт о том, что подорвался танк.
- Ничего, отправляйтесь! С актом успеется, - говорит Петров.
Вдоль дороги аллея, деревья огромные. Сейчас их пилят для того, чтобы сделать из них деревянные клетки и заложить ими железнодорожную выемку.
Петров спрашивает:
- Когда сделаете?
- За ночь.
- Когда точно?
- К пяти утра.
- Точно?
- Точно.
Останавливаемся у самой выемки. Я смотрю на эту гигантскую выемку глубиной в пятнадцать и шириной в тридцать - тридцать пять метров, с удивлением думаю: "Как же люди сделают все то, что они обещают сделать здесь, за одну ночь?"
К Петрову подходят два полковника из мехкорпуса.
- Ну а вы что? - говорит им Петров. - Ваши же танки стоят! Давайте сюда ваших людей, чтобы помогли поскорее мост восстановить. А кто здесь есть из инженеров?
- Есть начальник инженерной службы.
- Вот его-то мне и нужно, - говорит Петров. Подходит усатый полковник.
- Это по вашему приказанию пустили сюда понтоны?
- По моему.
- Вот странно, - говорит Петров. - Старый военный, а даете такие дурацкие распоряжения. Вы бы подумали раньше, чем приказывать. Вы думали или нет? Еще танки не прошли, артиллерия не прошла, а вы понтоны посылаете, загромождаете дорогу. Ну?
Полковник стоит весь красный и молчит.
- Надо думать, - говорит Петров. - Скорее стройте мост. - И после того как выругал полковника, на прощание все-таки подает ему руку.
Выясняется, что штаб корпуса мы проехали, он находится в Деревне в четырех километрах позади. А сам командир корпуса, бросив машину, пошел пешком через выемку вперед, в свои наступающие части.
- Ну, там мы его и вовсе не найдем, - говорит Петров. - Пойдем назад, в штаб корпуса.
Приказывает, чтобы дали двух красноармейцев сопровождать нас туда.
- Вот теперь все ясно, - говорит Петров. - Танки встали, и артиллерия встала из-за этого моста.
Он подзывает кого-то и отдает приказание, чтобы, не дожидаясь восстановления моста, артиллерия перекантовывалась на другую сторону; говорит, что танки там не пройдут, слишком тяжелы, а "студебеккеры" с пушками на прицепе могут и благополучно пройти.
- Да, теперь все ясно, - повторяет Петров, шагая обратно по шоссе. Танки встали, артиллерия встала, и в массе своей, пока мост не восстановим, до утра не пройдут. И в этом одна из главных причин задержки наступления. А штабы нам морочат голову по телефону: "Продвинулись, продвинулись".
Мы доходим до своего "виллиса", разворачиваемся и через все еще не растащенную до конца пробку возвращаемся назад.
