ИНТЕРВЬЮ: «…Мы получили такую прекрасную возможность быть свободными. Но почему мы такие неразумные? Мы сразу эту возможность так неверно используем! Всюду и так на периферии бывшего Советского Союза льется кровь! Так почему же мы… Неужели мы только на словах великая нация? Это ведь неправда! У нас такие замечательные корни, у нас такая великая культура… Так неужели мы будем тогда, когда мы свободны и имеем возможность быть людьми, мы начинаем друг в друга стрелять! Ужасно! Чудовищно! Только мир! Пусть будет мир, мир и мир! Другого слова я не знаю!» (Из интервью народного артиста И.М. Смоктуновского в ночь на 4 октября 1993 года. Новостной выпуск РТР, 4 октября 1993 года.)
Из окна 763-го кабинета открывался вид во двор комплекса зданий на Старой площади: напротив — современное здание вычислительного центра, справа и слева — крыши прилегающих домов, среди которых где-то внизу терялись Никитников и Ипатьевский переулки. Внизу к проходной уже тянулась вереница сотрудников с сумками, папками, свертками. Рабочий день уже закончился, и люди расходились по домам. Напряжение последних месяцев и постоянное ожидание новых потрясений почти исчезли. Жизнь в управленческом штабе президента входила в свое привычное русло.
— Паша, это я, — сказал Орлов, набрав телефонный номер Павла Русских.
— Андрей, ты куда пропал? Все там! Все перебираешь головешки? — с привычной издевкой спросил товарищ.
— Паша, — не обращая внимания на ехидство коллеги, Орлов продолжил: — Ты знаешь, я тут много думал… Еще раз перечитал Обращение президента 6 октября… В общем, мне кажется надо попробовать… — Андрей не успел закончить фразу.
— Амнистия? — перебил Орлова Русских, произнеся только одно слово.
— Да! — удивился Андрей. — Я именно об этом хотел тебе сказать. Ведь, президент уже назвал и тех и других — «дети России». Мне кажется, что именно сейчас…
— Ты на месте? Я сейчас к тебе приду, — не дожидаясь ответа, Павел положил трубку.
«Удивительно, как мы думаем об одном и том же, — подумал Орлов. — Я же ему ничего не успел сказать. А он сразу — «амнистия»! Хотя, если как следует подумать, в настоящее время — это единственный правильный ход для президента. Не поиск виновных, а примирение! Иначе все начнется снова!»
Павел появился минут через десять. Государственно-правовое управление президента находилось в другом корпусе, и, чтобы добраться сюда, ему приходилось пройти аж два перехода между зданиями.
— Нормально выглядишь! Я думал, ты весь в копоти! — в присущей ему манере начал Русских. И сразу, без какого-либо перехода продолжил — Президенту надо немедленно объявить амнистию! Если он не сделает это сам, его все равно вынудят это сделать!
— Я тоже так думаю. Если он сейчас скажет: «Произошло страшное несчастье. Горе. Я не смог уберечь вас от этого кошмара. Но вы все — мои дети, а я ваш отец. Поэтому мы должны забыть…
— Нет, не забыть, а преодолеть, или как-нибудь по-другому… Надо, чтобы президент был над схваткой, чтобы все понимали, что он президент Всея Руси, а не только демократов!
— Да, Правильно. Еще надо сказать, что… если не провести амнистию, то вражда сохранится, но будет упрятана вглубь. А когда и как она прорвется, никому не известно! Еще можно…
— Подожди, Андрей, — перебил его Паша. — Тебе же придется пойти к Филатову, убедить его! Ты понимаешь, чем это тебе грозит?
— Чем?
— Сам подумай! Президент говорит: «Никакого всепрощенчества коммунофашистам!» А ты предлагаешь их простить!
— Не простить, а провести амнистию… Ты же понимаешь, Паша?
— Я-то понимаю! А вот захочет понять Филатов? А, если согласится, захочет ли пойти к президенту с такой бумагой, зная его отношение?!
— Все равно! Не первый раз подставляться! Согласен? Будем писать?
— Давай. Часа за два, наверное, напишем. А у тебя выпить нет? — Склонив набок голову, Паша с прищуром посмотрел на Орлова.
— Есть, коньяк. — Орлов открыл нижнюю дверцу сейфа. Между плотной кипой бумаг стояла початая бутылка армянского коньяка. — Вот, осталось немного.
— А за закуской я схожу в буфет, — Паша, было, повернулся к двери.
— Да, не надо! У меня шоколадка есть. Хватит!
— Тогда закрой на ключ дверь.
* * *Около десяти текст записки на имя руководителя Администрации Президента был готов. В правом верхнем углу Орлов и Русских решили поставить гриф «Строго конфиденциально». Перед тем как поставить свои подписи, они решили еще раз прочитать текст.
ДОКУМЕНТ: «Руководителю Администрации Президента Российской Федерации С.А. Филатову
Уважаемый Сергей Александрович!
Трагические события 2–5 октября с.г. кардинальным образом изменили социально-политическую атмосферу в стране, повергли в состояние потрясения и растерянности значительные массы населения России, еще более обострили ощущение непредсказуемости дальнейшего развития ситуации.
Состояние экономики, расстановка политических сил, динамика социальных процессов, прогнозы их развития на ближайшую и отдаленную перспективу свидетельствуют о том, что российское общество вступает в очередную кульминационную фазу своей истории. Опа характеризуется не только становлением новых общественных отношений, но и противостоянием во многом дезориентированных социальных слоев, болезненно адаптирующихся к новым реалиям. Именно эта часть населения страны стала базой и движущей силой оппозиции, оставаясь при этом частью российского общества.
В связи с возбуждением и расследованием Генеральной прокуратурой Российской Федерации уголовных дел по факту массовых беспорядков в г. Москве, приведших к многочисленным человеческим жертвам, высшими должностными лицами России делаются заявления о решимости наказать виновных «по всей строгости закона», а в некоторых средствах массовой информации разворачивается кампания под лозунгом «Добить гадину!».
Вместе с тем, ориентация на дальнейшую поляризацию общественных сил, конфронтационная направленность политических целеустановок и провозглашение непримиримой борьбы с политическими противниками — все это, на паш взгляд, может только усугубить ситуацию и привести к окончательному расколу общества…» (Из записки А.П. Орлова и П. А. Русских руководителю Администрации Президента Российской Федерации 14 октября 1993 года.)
— А не слишком резко звучит: «высшими должностными лицами делаются заявления», «конфронтационная направленность установок»? — В голосе Орлова чувствовались нотки сомнения.
