- Хорошо, товарищи, - неожиданно прервал затянувшийся разговор парторг. - Коллектив побеждает страх. Это верно. Но бывают и такие случаи, когда человеку приходится один на один встречаться с опасностью. Так, например, было сегодня. Чем же объяснишь, что страх перед шалашом заставил бежать человека, которого никто из нас не может заподозрить в недостатке храбрости? И в одной ли храбрости здесь дело?
И не дожидаясь ответа, парторг продолжал, обернувшись ко мне:
- Скажите, а если бы вам, или любому из нас, очутившемуся на вашем месте, было приказано заснять тот злосчастный шалаш, если бы от выполнения этого приказа зависела жизнь людей, защита родины или какая-нибудь научная победа, - бежал ли бы кто-нибудь из нас тогда?
Мы переглянулись, улыбаясь нелепости такого предположения.
- Конечно, нет, - решительно ответил я за всех.
И наш необычайный диспут разгорелся с новой силой. Перебивая друг друга, волнуясь и торопясь, все с жаром и страстью приводили примеры один другого ярче о людях, которые один на один шли на страшные опасности, на верную смерть во имя светлых идей, долга. перед человечеством и во славу родины.
Мы вспоминали стойкость вождей революции, будничный героизм наших пограничников, жертвенные смерти великих ученых, мужество славных исследователей Севера, бесстрашно погибавших на подступах к тому самому полюсу, на котором происходил теперь этот незабываемый разговор. [121]
Неожиданный диспут окончился. Мы расходились по своим палаткам. Была поздняя ночь, а солнце попрежнему висело над льдинами, высекая из их острых граней, снопы разноцветных искр. Откуда-то издалека, быть может, из «моих» айсбергов, доносился тихий и заунывный вой ветра. Мы шли молча, все еще поглощенные мыслями, которые всколыхнул в нас недавний разговор. Прощаясь, парторг вдруг рассмеялся и закричал вдогонку уходящим:
- Так что же такое, все-таки, страх, товарищи?
Мы ответили ему дружным смехом и шутками, так как излишне снова, повторять то, что каждый из нас твердо знал. Но при случае мы могли бы теперь объяснить другим, что страх - это нелепое и случайное чувство, бессильное против крепкой воли коллектива, против священного чувства долга, против мужества и веры в победу, то есть тех качеств, которые воспитали в нас Сталин, партия и великая Родина.
* * *
Через двое суток, несмотря на не совсем благоприятную погоду, мы вылетели с Северного полюса на остров Рудольфа. Оттуда позднее благополучно добрались до Большой земли, до родной Москвы.
Никто из нас не предполагал, что нам предстояло в самое ближайшее время вновь вернуться в арктику. [122]
Опять к полюсу
Октябрь 1937 года. На Земле Франца-Иосифа наша экспедиция выжидала погоды, чтобы вылететь на поиски самолета Леваневского.
День становился все короче. Он продолжался всего три часа. Неумолимо надвигалась полярная ночь.
Погоды все не было. Часто сутками свирепствовала пурга. А когда она кончалась, нависали густые поземные туманы. Мы ориентировались на лунные периоды, резонно полагая, что с появлением луны наступит небольшое прояснение и можно будет вылететь к полюсу.
Каждый вечер командный состав экспедиции собирался на разбор погоды вокруг синоптической карты. И каждый раз синоптик докладывал, что о вылете не может быть и речи. Еще 5 октября по карте погоды намечался подход к Земле Франца-Иосифа области высокого давления. 6 октября установился антициклон.
Так как у нас почти не было ночного аэродромного оборудования, а посадка темной ночью, да еще в плохую погоду, была делом рискованным, нам оставалось вылетать ночью с таким расчетом, чтобы обратно на остров Рудольфа придти днем. Начали готовиться. Это была последняя надежда слетать к полюсу.
Ночью собрались для окончательного решения. Вылетать или нет? Синоптик докладывал, что через семь-восемь часов этот антициклон пройдет, и остров Рудольфа вновь закроют низкая облачность и туман. Возвращение будет отрезано. Все склонились над синоптической картой. Мне казалось, что так быстро область повышенного давления не может пройти или, во всяком случае, будут отдельные разрывы и прояснения, если не [123] да самом острове Рудольфа, то поблизости. И уж, конечно, небольшой район хорошей погоды должен быть где-либо на архипелаге Франца-Иосифа.
При разборе синоптической карты синоптик еще раз высказался против полета и категорически заявил:
- Лететь ни в коем случае нельзя.
- Ваше мнение? - спросили меня.
- Я за полет! Необходимо вылететь во что бы то ни стало. И если Рудольф будет закрыт, что мне кажется мало вероятным, то надо искать посадку где-либо на соседних островах. Для этого необходимо выставить в ряде пунктов архипелага Франца-Иосифа специальные дозоры, которые сообщали бы погоду и готовность к приему самолета. Самолет может сесть на одном из открытых островов. А при удобном случае - перелетит на Рудольф. Лететь надо, лучшей погоды мы не дождемся.
- Ну, а ты как, Михаил Васильевич?
Водопьянов до этого молчал. Он подумал и сказал:
- Лететь можно. Где же ее искать, хорошую-то погоду?
Разгорелся горячий спор. Молоков, Мазурук, Алексеев были против, мы с Водопьяновым - за вылет. Я настаивал, что погода быстро не может перемениться, где-нибудь на Земле Франца-Иосифа найдутся районы, если не с хорошей, то с вполне приемлемой погодой. Внес предложение - одному тяжелому самолету вылететь на землю Александры, другому - на остров Грюенбиль. Маленькие самолеты полетят на остров Райнер.
Эти самолеты должны сесть на островах, приготовить аэродромы, раскинуть радиостанции и непрерывно сообщать о состоянии погоды. На каком-либо из этих пунктов мы сможем сесть.
Синоптик яростно утверждал, что лететь невозможно. Мы с Водопьяновым стояли на своем.
- Вы считаете, что надо вылетать? - обратились к нам.
Мы еще раз ответили утвердительно.
- Ну, так летим!
Все стали одеваться. Мазурук получил распоряжение готовить машину и вылетать в район земли Александры, Алексеев - на остров Грюенбиль. Легкие машины готовились к полету на остров Райнер. [124]
По телефону на аэродром передано распоряжение разогревать моторы нашего корабля. Мы должны были вылететь около трех часов. Алексеев и Мазурук вылетели тотчас после наступления светлого времени. Вездеход, доотказа набитый людьми, приборами, рюкзаками и другим снаряжением, пошел от зимовки на купол. Он медленно взбирался на крутую гору купола. Морозная, ясная, звездная ночь. Луны не видно. Мы кутаемся, закрываем лица высокими воротниками шуб.
