реактивных установок, войска применяли эти боевые средства лишь в крайних обстоятельствах, создаваемых действиями противника.
Но война есть война, в боях случается всякое. При овладении городами Солунь и Ванъемяо было несколько эпизодов, когда пришлось компенсировать урон, причиненный имуществу китайцев боевыми действиями наших частей. Делалось это без проволочек и излишних расследований, на основе доверия к жалобам пострадавших.
Помню, когда наши саперы восстанавливали в Ванъемяо железнодорожный мост через реку Таоэрхэ, ко мне подошел довольно пожилой китаец с сыном. Он пытался изложить свою обиду, но залился слезами, махнул рукой и отошел в сторону. Начал говорить его сын, начал с того, что ему больно и стыдно: русские так хорошо относятся к ним, китайцам, а его отец пришел со своей жалобой. А все дело оказалось в том, что советский танк неосторожно проехал по огороду этого китайца, чем нанес немалые для крестьянина убытки.
Я пригласил их к себе, заверил, что все убытки мы компенсируем, в беде не оставим. Наш разговор происходил в присутствии начальника политотдела 192-й стрелковой дивизии полковника Кица, который и получил от меня указание возместить убытки. В тот же день китайцу были выплачены деньги, а позже наши солдаты привезли ему и овощи, собранные с брошенных японцами огородов.
Мне вспомнилась еще одна деталь, характеризовавшая непосредственность и дружелюбие наших отношений с китайским населением. Она, кстати, проявилась и при только что упомянутой моей встрече с отцом и сыном — огородниками.
Не успел еще отец высказать все слова благодарности за внимание к его жалобе, как сын стал энергично показывать в сторону стоявшего невдалеке танка Т–34, кажется рассчитывая на мое позволение подойти к машине. Поскольку мы все хорошо знали об исключительном интересе китайцев, в первую очередь молодых, к нашей технике, особенно к танкам и САУ, их неистощимом любопытстве, я показал юноше жестом: иди, мол. К моему удивлению, вслед за сыном к танку резво бросился и отец. Они не раз обошли машину, все осмотрели, кое-что погладили, а потом чуть не бегом удалились, чтобы, видно, сразу же рассказать домашним и соседям, как они знакомились с русским танком.
Еще больше гордости и радости испытывали молодые китайцы, когда им разрешали взбираться на танк, тем более прокатиться на нем, а наши танкисты часто доставляли им такое удовольствие.
Взволнованные встречи, горячее проявление уважения и благодарности к Красной Армии — освободительнице встречали нас на всем длинном пути до самого Порт-Артура. Излишне говорить, что радость была взаимной. Воины армии видели плоды своей победы над японскими захватчиками, гордились ею. Думаю, что никому из них даже не верилось, что все это можно было совершить за какие-то десять августовских дней.
Я уже говорил, что перед наступлением и сам не представлял, как развернутся бои с японскими захватчиками. Объяснял себе это слабым знанием нового противника, его загадочностью, склонностью к разным коварным действиям. Но я хорошо знал силы своей армии, высокие качества ее солдат и офицеров, надежность боевой техники, знал, что Красной Армии по плечу разгромить войска Квантунской армии.
И вот победа одержана, можно оглянуться назад, охватить единым взглядом перипетии наступательной операции, источники ее успеха.
На первый план выдвигалось, несомненно, форсирование Большого Хингана — могучей естественной крепости, дикого царства скал, ветров, бездорожья и безводья. Преодоление беспримерного природного препятствия выразило огромный морально-политический и боевой потенциал советского воина: преданность Родине и пролетарский интернационализм, боевую выучку и физическую закалку, отвагу и дисциплинированность.
Недооценив этот главный фактор, японское командование допустило серьезный просчет. Оно считало наступление войск Забайкальского фронта через горный хребет со стороны Монголии невозможным; в худшем для себя случае оно допускало здесь возможность действия только наших частей малой численности и рассчитывало обойтись в борьбе с ними силами конных отрядов Маньчжоу-Го и Внутренней Монголии.
Скрытность сосредоточения и развертывания советских войск в тамсаг-булакском выступе территории МНР усугубила этот просчет противника: наш решительный удар через Большой Хинган оказался для него неожиданным.
Такой благоприятный фактор всеми объединениями Забайкальского фронта был использован очень умело. Динамику операции характеризовали высокая подвижность, маневр в ходе наступления, обход и охват опорных пунктов обороны противника, перехват путей его отступления, упреждение в захвате перевалов и других важных рубежей.
Стремительным был темп наступления через Хинган.
Вот красноречивые данные о пройденном соединениями 39-й армии боевом пути с 9 по 16 августа. 113-й корпус преодолел 846 километров, а в среднем за сутки 43 километра. Соответственно 5-й гвардейский корпус — 340 и 42, 94-й корпус — 312 и 39 километров.
В быстром разгроме Квантунской армии важнейшую роль сыграло военное искусство наших командных кадров, обогащенное громадным опытом Великой Отечественной войны. Скрытность перегруппировки и сосредоточения огромной массы войск, искусный и смелый план кампании, умелый выбор направления главного удара, необычное построение боевых порядков с эффективным использованием танков и САУ в составе передовых отрядов соединений и объединений — со всем этим японские захватчики не встречались за долгие годы своих разбойничьих походов в Восточной Азии. Оказалось, что японским стратегам, заявившим свои претензии на мировое господство, нечего было противопоставить замыслам и искусству советского командования.
Наша армия, успешно выполнившая поставленные перед ней боевые задачи, действовала под руководством Военного совета Забайкальского фронта и Главного командования войск Дальнего Востока. Хочу хотя бы кратко напомнить о некоторых людях, осуществлявших это руководство.
Как читатель знает, за несколько недель до объявления войны с Японией командование Забайкальского фронта сменилось. Диктовалось это, несомненно, особыми соображениями Ставки Верховного Главнокомандования и высшими интересами предстоящей войны, но, вспоминая короткие недели подготовки армии к наступлению при прежнем руководстве фронта, не могу не сказать с чувством уважения, что директивы и указания штаба фронта, личные указания командующего генерал-полковника М. П. Ковалева и члена Военного совета генерал-лейтенанта К. Л. Сорокина были всегда проникнуты глубокой заботой об обеспечении войск армии всем необходимым.
Уже говорилось, что с новым командующим фронтом Маршалом Советского Союза Р. Я. Малиновским мы встретились в выжидательном районе в середине июля, когда он с группой генералов и офицеров штаба фронта проводил рекогносцировку местности в полосе предстоящего наступления.
В тот день на нашем КП маршал отдал приказ командующему армией на наступление. Приказ был кратким, но боевую задачу он определил четко и исчерпывающе; именно тогда мы узнали, что войскам армии предстоит форсировать считавшийся до этого неприступным горный хребет в самой его центральной части. Большой Хинган после этого открылся перед нами, казалось, совсем по-другому.
Других мероприятий и встреч на КП армии Р. Я. Малиновский в тот раз не проводил, вообще выглядел усталым после утомительной рекогносцировки. Помню, предупредил нас не
