Состояние обоих родителей ужасно. Дора выбегает с криком или врывается в комнату, где лежит Лëвушка; кричит, бросается на него, зовет его, говорит бессмысленные слова, а в комнате не топили три дня, и окно настежь открыто. Дора очень похудела, молока почти нет, кашляет. Лëва на нее страдает, усаживает ее возле себя, а сам точно полоумный. Ушел сегодня гулять, яркое солнце, голубое небо, мухи огромные жужжат на окнах, где стоят гиацинты. На солнце пятнадцать градусов тепла и что-то весеннее, пчелы гудят тут под лестницей, где их поставили на зиму. Напомнило ему и весну, когда они вернулись из-за границы, и Лëвушку, как бы он теперь гулял на солнышке, – прибежал домой, бросился на постель, где сидела и кормила Дора; она мне бросила на руки Павлика и сама кинулась с воплями на Лëву, и начали они оба, обнявшись, рыдать – ужас! Потом опять ничего, пьем чай, говорим. И вдруг Лëва вспомнит, как играл в прятки или мячик с Лëвушкой, и опять плачет. Всё приговаривает: «обидно, обидно, кончена жизнь, нет опоры, нет цели».
Не могу себе представить, какой будет исход их горю. Утешать я совсем не умею, хотя всякий момент моей жизни направлен на эту цель.
Дора беспрестанно льнет ко мне, то обнимет меня, то сядет на пол и голову мне положит на колена, то рассказывает мне долго про Лëвушку и его слова, игры, крики, болезни. К маленькому она довольно равнодушна и говорит, что кормит его и будет его любить только потому, что Лëвушка ей это велел, и все повторяет его слова: «Мама, возьми братика, корми братика».
Через четыре дня Лëвушку похоронили на кладбище в деревне Кочаки в двух километрах от Ясной Поляны. Дора в отчаянии пыталась броситься в открытую могилу. Ночью она пошла на кладбище, продираясь сквозь сугробы, чтобы помолиться на могиле Лëвушки. Вестерлунд, срочно выехавший в Россию, но успевший лишь к погребению, всеми силами пытается облегчить душевные муки родителей. Поддерживает их в горе и чуткий брат Андрей.
29 декабря Толстой записывает в дневнике:
У Лёвы умер ребенок. Мне их очень жаль. Всегда в горе есть духовное возмездие и огромная выгода. Горе – Бог посетил, вспомнил…
Сочувствие родителям выражается более тонко:
Всем сердцем чувствую ваше горе, милые Дора и Лёва, и желаю и надеюсь, что вы найдете утешение и опору там, где она только и есть, в Боге.
Лев, истолковав слова отца в том ключе, что страдания – это ценный дар Бога, и его не следует тратить впустую, пишет в ответ:
Пишу тебе разбитый всячески, чтобы сказать тебе, как мне тяжело. Да, конечно, если жить еще, то это будет урок, помнить то, о чем я не только забыл, но о чем не хотел думать и чего не хотел признавать. Спасибо за твое доброе участие и выражение любви к нам. Не хочу даже говорить о том, что теперь не осталось ничего, что мешало нам быть близкими. Не он мешал, а моя гордость и недоброта. Прощай.
Боль утраты находит отражение в стихотворении «На смерть Лëвушки». Светит солнце, но внутри царят мрак и душевные муки. Самокопание ведет к смиренному ожиданию собственного конца. Набросок к биографии, написанный Львом по заказу в этот период, заканчивается молитвой:
Господи, помоги мне дальше. Я такой слабый, недобрый, несправедливый, недостойный, несчастливый. Господи, помоги мне на сегодня и на завтра – навсегда.
Письма Доры к близким наполнены тем же отчаянием:
Все кончилось, вся жизнь. Когда это случилось, вчера или сотни лет назад, я не знаю. Я знаю только то, что еще жива, и это потому что он попросил меня в предпоследнюю ночь: «покорми братика» и «братик грязный и мокрый, перепеленайте его».
Супруги винят себя. Может быть, шапка Лëвушки была недостаточно теплой для зимнего холода. Может, надо было лучше укутать лоб и затылок? Или это плохая наследственность? Или сопротивляемость у мальчика снизилась потому, что кровать стояла рядом с камином в комнате, которая никогда не проветривалась? Или молочный порошок Nestlé – может, Лëвушке он был вреден?
Той весной обитатели Ясной Поляны ведут закрытую жизнь. Все кажется пустым и тяжелым. Общение поддерживается только с Марией Шмидт, которая в равной степени симпатизирует и Доре, и Льву, и Толстому. Важной психологической переработкой потери и траура становится перевод Boken om lille-bror («Книги о младшем брате», 1900) Густава аф Гейерстама, рассказывающей о том, как смерть разрушает счастливую семью, в которой младший ребенок, всеобщий любимец, умирает от болезни. В книге можно найти множество параллелей. Мать у Гейерстама разрывается между желанием уйти из утратившей смысл жизни вслед за сыном – и долгом, обязывающим жить дальше ради супруга и других детей. Льва увлекают рассуждения Гейерстама о страдании и его роли в жизни человека. Перевод печатается в 1902 году в журнале «Вестник иностранной литературы».
В июне 1901 года Лев, Дора и Паля отправляются в Швецию пароходом из Петербурга. Софья Андреевна с трудом переживает прощание:
Ужасно, ужасно больно было с ними расставаться. Я их особенно сильно принимаю к сердцу, особенно чувствую их жизнь, их горе и радости. Последних мало им было в этом году! И так безукоризненно свято они живут, с лучшими намерениями и идеалами. Им нечего скрывать, можно спокойно до дна их души смотреть – и увидишь все чистое и хорошее. Бедная Дорочка бегала в пять часов утра на могилку своего Лёвушки проститься с любимым детищем, и мне хотелось плакать, я болела ее материнскими страданиями с ней вместе.
В Хальмбюбуде все по-прежнему. Дора постепенно оживает, Паля набирает вес и выглядит здоровым, Лев погружается в сочинительство. В середине лета он едет в Англию, чтобы встретиться с высланным из России Чертковым, ближайшим соратником Толстого. Перед отъездом в Гётеборге шведский журналист берет у Льва интервью. В нем Толстой-младший описывается как симпатичный человек типично русской внешности, с каштановой бородой и большим темными глазами. Лев живо рассказывает о грядущей реформе российского образования. Швеция вызывает у него восторг. Шведов он считает «плотно образованными». Но есть проблема, а именно злоупотребление возбуждающими средствами. Прочь алкоголь и табак – такой совет дает шведам Лев.
Вернувшись в Швецию, Лев рассказывает о поездке в письме к отцу. Англия показалась ему чужой, но в обществе Черткова он провел время прекрасно, хотя их взгляды больше не
