Стефавніи было тогда семнадцать летъ; у нея было милое личико; умница отъ природы, очень веселая, – немножко ребячливая, что ей очень шло, – она имела прелестный голосъ, красивый цветъ лица, живые, голубые глаза и великолепные, белокурые волосы. Взята она была изъ пансіона въ Тюильери после возвращенія Императора въ Парижъ, поместили ее въ комнатахъ, соседнихъ съ комнатами Императрицы, и тотчасъ же она внесла веселье и радость въ жизнь дворца. Живая, очень привлекательная и веселая, она оживляла своей резвостью угрюмые салоны, совершенно не робела лередъ Императоромъ и даже еще больше шалила въ его присутствіи. Она развлекаетъ его, вноситъ разнообразіе въ его жизнь, забавляетъ его; она ему нравится; она скоро замечаетъ это и становится еще самоувереннее. Это какъ бы интермедія – не любви, но кокетства со стороны Стефаніи и флирта со стороны Наполеона. Ему хотелось бы, можетъ быть, и идти дальше, но девица желаетъ только позабавиться, извлечь все возможныя выгоды изъ своего положенія и совершенно не намерена компрометировать себя. Она прекрасно чувствуетъ, что та, на которой женится принцъ Баденскій, будетъ, возможно, не m-lle Богарне, a членъ семьи Наполеона, но въ качестве кого, какимъ образомъ, съ какими почестями войдетъ она въ семью? Все это зависитъ отъ Императора и только отъ него и, следовательно, необходимо знать, куда можетъ завести его легкое влеченіе, которое онъ чувствуетъ къ ней.
Для Стефаніи речь идетъ о борьбе не съ Жозефиной, – если у последней и начинаетъ просыпаться ревность, то, съ друтой стороны, она все-таки довольна темъ, что добыла эту принцессу, – а съ сестрами Наполеона, у которыхъ нетъ никакого желанія устулать свое место. Оне защищаютъ его, особенно Каролина Мюратъ, съ ожесточеніемъ и совершенно не церемонятся съ девочкой; но и она не оставляетъ безъ ответа ихъ нападки, открыто смеется надъ ними, показывая прелестные зубы; и не столько остроумныя замечанія, которыя она высказываетъ, сколько зубы, которыя она при этомъ показываетъ, обезпечиваютъ за нею преимущество. Каролина, выведенная изъ себя, доходитъ до грубостей. Однажды вечеромъ, когда ждали Императора, Стефанія уселась на складной стулъ; принцесса Каролина передаетъ ей приказъ встать, такъ какъ нельзя садиться передъ Принцессами Сестрами Его Величества – Стефанія встаетъ, но уже не смеется; она горько плачетъ. Въ этотъ моментъ входитъ Императоръ и, видя ея слезы, которыя идутъ ей такъ же, какъ и смехъ, спрашиваетъ, въ чемъ дело. «Только-то? – говоритъ онъ, – ну такъ садись комне на колени и ты не стесннить никого». И если это происшествіе и не вполне достоверно, то правдоподобнымъ, по крайней мере, его делаетъ следующая запись въ книге главнаго Церемоніймейстера, сделанная на другой день по пріезде пршща Баденскаго: «Такъ какъ Мы желаемъ, чтобы Наша дочь. принцесса Стефанія-Наполеонъ, полъзоваласъ всеми прерогативами, принадлежащцми ея рангу, – то на всехъ праздпжахъ, собрангяхъ и за столомъ она будетъ помещаться рядомъ съ Нами, а въ случае, если Насъ не будетъ, она будетъ помещаться no правую руку Имчіератрицы». Такимъ образомъ, она становится выше Жюли, которая скоро будетъ королевой, выше Гортензіи, выше всехъ сестеръ и невестокъ Императора, даже выше принцессы Августы, жены пріемнаго сына.
И на другой день – посланіе къ Сенату, возвещающее одновременно и удочереніе Стефаніи-Наполеонъ, и ея бракосочетаніе; всемъ высшимъ государственнымъ учрежденіямъ отданъ приказъ прислать депутаціи, и въ сенатской депутаціи фигурируетъ, въ качестве сенатора, Клодъ де Богарне, отецъ принцессы. Этотъ бывшій эмигрантъ, – съ XII г. – сенаторъ (25,000 франковъ жалованья), вскоре награждается за то, что онъ – отецъ такой прелестной дочери, еще одной почетной должностью (окладъ 25,000 франковъ), затемъ получаетъ, въ 1807 г., въ виде дара 25,882 франка, не говоря уже о томъ, что въ 1810 г. назначается Почетнымъ кавалеромъ Маріи Луизы (30,000 франковъ въ годъ), a 22 сентября 1807 г. получаетъ изъ рукъ самого ймператора даръ въ 200,000 франковъ.
Но все это и сравнить нельзя съ темъ, что делаетъ Императоръ для Стефаніи. Онъ самъ заботится о платьяхъ, которыя даетъ ей, и о приданомъ, которое заказываетъ для нея, о длинномъ, тюлевомъ, вышитомъ золотомъ и камнями платье, стоющемъ 2,400 франковъ, о двенадцати платьяхъ, изготовляемыхъ Ленорманомъ по 1900, 1800 и 1200 франковъ; онъ заказываетъ у Леруа на 45,178 фр. 96 сантимовъ всякихъ принадлежностей женскаго туалета, у Ру-Монтанья – на 2,574 франка искусственныхъ цветовъ. Онъ даетъ ей въ приданое полтора милліона франковъ, даритъ ей великолепную брилліантовую парюру, множество драгоценностей и на мелкіе расходы тысячу луидоровъ.
Гражданское бракосочетаніе, въ особенности же – церковное обставлено съ такою пышностью, какую только можно вообразить себе; императорская свита во всемъ ея блеске, настоящая выставка царскаго великолепія. Наполеонъ не смогъ бы сделать даже для своей собственной дочери. Празднество происходитъ не только во дворце: оно захватываетъ и городъ; на площади Согласія былъ сожженъ фейерверкъ. Но когда последнія ракеты погасли, последніе звуки музыки растаяли въ воздухе, гости были отпущены, и Императоръ съ Императрщей, согласно обычаю, отвели супруговъ; отъ Стефаніи нетъ возможности добиться, чтобы она приняла у себя своего мужа. Она кричитъ, она плачетъ, она требуетъ, чтобы позволили лечь въ ея комнате ея подруге по пансіону – m-lle Нелли Буржолли. Едутъ въ Мальмезонъ. Та же музыка. Кто-то говоритъ принцу Баденскому, что отвращеніе принцессы вызывается его прической, что она терпеть не можетъ прическу съ косой… Онъ приказываетъ тогда остричь себя а lа Титъ, но, какъ только онъ появляется, Стефанія разражается громкимъ хохотомъ и объявляетъ ему, что онъ сталъ еще безобразнее. Каждый вечеръ принцъ приходитъ, проситъ, умоляетъ, но ничего не можетъ добиться и кончаетъ темъ, что засыпаетъ отъ утомленія въ кресле. Утромъ онъ идетъ жаловаться Императрице, а Наполеонъ, посмеиваясь, наблюдаетъ всю эту возню, ставшую басней всего Замка. Что Императору это нравится и онъ нисколько не сердится на Стефанію, видно изъ того, что онъ приказываетъ устроить большое празднество въ Тюильери по случаю блакосочетанія; это первый большой балъ, на который приглашенъ не только весь дворъ, но и весь городъ: две тысячи пятьсотъ персонъ. Совершенно невиданное до техъ поръ зрелище представляли две кадрили, которыя вели принцесса Людовикъ и принцесса Каролина – одна въ галлерее Діаны, другая – въ маршальскомъ зале; совершенно безподобенъ былъ и буфетъ съ его шестьюдесятью антре, шестьюдесятью блюдами жаркого, двумя стами видовъ пирожныхъ, съ тысячью бутылокъ бонскаго вина, съ сотней шампанскаго, сотней бордосскаго и сотней дессертнаго. Но и при возвращеніи Стефанія не оказывается нежнее.
