Еропкин ушел к своей бригаде, а Румянцев долго еще размышлял о положении в армии, в своем кавалерийском корпусе. Не раз уж он замечал, что не все командиры исполняют свой долг с прилежанием и чувством ответственности. Иные, подражая фельдмаршалу Апраксину, обставляли свой военный быт всевозможной роскошью и удобствами. Это раздражало Румянцева, который не любил роскоши и пользовался в походной жизни только самым необходимым. Апраксин, как один из богатейших людей своего времени, пользовался роскошью за собственный счет, а некоторые генералы и старшие офицеры успели окружить себя многочисленной командой обслуживания за счет полков, им вверенных. Вот бригадир Стоянов… Казалось бы, должен знать полезнейшее в службе ее императорского величества учреждение, что всякий чин, а особо рядовые, должны всю службу свою нести без отягощения одних и облегчения других, как предписывает армейская дисциплина. Каждому надлежит быть ведомым об этом правиле…
«Надо отправить ордер бригадиру Стоянову, – размышлял Румянцев. – Если не сказать ему правду, то может рухнуть дисциплина. А мне стало ведомо, что многочисленные обер– и унтер-офицеры от полков отлучены и числятся при нем, бригадире, а протчие при полках всю должность несут… Вот почему эта многочисленная команда обслуживания бригадира, не имея строгого над собой надзирания и взыскания по моим отданным многим приказам, разные непорядки и даже грабительства делают… Может, Стоянов-то и не знает об этом, но я-то сам видел, как грабили жителей люди Стоянова в местечке Чарнове… Непослушания же быть больше не может! Терпеть был принужден, пока мы переходили реку Варту, ну а теперь я возьмусь за них… О сей многочисленной команде я потребую от Стоянова уведомления, с какого позволения он такое число, кое ни по чину ему, ни по обстоятельствам нынешним столь менее иметь пристойно… А между тем полки, особенно Сербский, ежедневно делают мне представление, что налицо мало людей… Нет, пора прекратить это безобразие!»
– «Я соблюдаю мою в том должность, – на следующий день Румянцев диктовал ордер Стоянову, – вашему высокородию в последнем своем предлагаю вам всех чинов, находящихся при вас, оставя один вам положенной караул, и ординарцев и писарей бригады вашей, от полков положенных, к полкам отпустить или, куда имеете каковое на то позволение, мне немедленно дать знать, дабы я в том не понес, кто не соблюдающей моего чина власти, должности взыскание от моего шефа, яко я о сем всем ему в рассмотрение и представить имею».
В конце июня Румянцев выслал деташемент под командой генерал-майора Демику для захвата небольшой, но стратегически важной крепости Дризен. Вскоре Демику вернулся и доложил, что гарнизон крепости отказался выбросить флаг на предложение сдаться.
– Ну так что? Вы атаковали? Пошли на штурм?
Демику отрицательно покачал головой.
Румянцев был в ярости. Готов был растерзать струсившего генерала.
– Вы мне больше не нужны, ваше высокородие, – еле сдерживая ярость, подчеркнуто вежливо сказал Румянцев. – Доложите его высокопревосходительству генералу Фермору, что я отстранил вас от командования бригадой за нерешительность в боевой обстановке. – И отвернулся от Демику.
На походном столе раскинулась большая подробная карта Польши и Пруссии, где происходили боевые действия. Румянцев вновь и вновь вглядывался в нее, пытаясь найти наилучшее решение вставшей перед ним военной задачи.
Дежурный офицер доложил, что прибыл посланный Румянцевым на разведку к Дризену майор Фелькер.
– Ваше сиятельство! – обратился майор к Румянцеву. – Под самым Дризеном был и нигде неприятеля не нашел. Перед самым городом останавливался, косил овес, лошадей своих довольствовал. Неприятель открыл пальбу пушечную, но без всякого нам вреда. Но это не самое главное, что хочу сказать вам… Перед самым возвращением сюда, в наш лагерь, явились ко мне семь дезертиров вольного Гортова полка, посланные из города для засеки дороги, где господин генерал-майор Демику ко оному месту шел. Так вот, все они в один голос говорят, что если б деташемент Демику хотя бы полчаса помешкал с отступлением, то б неприятель ретировался, к чему уже приказ был дан, пушки с крепости сняты были и отправлены в дорогу, и экипажи бы в часть нам могли достаться, когда б один только эскадрон нападение на них сделал.
Слушая рапорт майора, Румянцев мрачнел и мрачнел.
– Не умеем мы воевать, майор, неужто упустили неприятеля? А ведь Демику испугался сикурса* со стороны неприятеля.
– Какой там сикурс, ваше сиятельство. Дезертиры говорят, что шведы появились в полутора миле от Штеттина. Сие уведомление так их напугало, что они только и думают, как бы поскорее убежать за Одер.
Румянцев вызвал дежурного офицера и велел ему позвать бригадира Еропкина.
«Вот ведь все доходящие до меня ведомости противятся всем невозможностям господина генерал-майора Демику… Надеюсь, и командующий армией Фермор осудит, как и я, его отступление без всякого на него покушения. Еропкина пошлю на Дризен с полками Рижским, Рязанским и Тобольским… Вряд ли стоит в этом случае удобовозможно разрабатывать все регулы военные, сие место по одной карте мне известно. Да и достаточно ведомо мне искусство бригадира Еропкина, чтобы подробно наставлять его… Но пока мы тут решаем, что делать, неприятель может уйти и забрать с собой все свое снаряжение, и нам ничего не достанется в добычу. Да! Надо торопиться…»
Румянцев размышлял, а сам не спускал с карты глаз, все время думая об обстоятельствах, которые неожиданно смешали все его планы.
– Позвать полковника Зорича! – крикнул Румянцев, осененный мыслью отрезать путь к отступлению неприятелю.
– Господин полковник! Смотрите сюда, на карту, – горячо заговорил Румянцев, как только вошел бравый полковник. – Дризен лежит на сей стороне реки Нетцы, и отлив из оной пред собою имеет, соединяющийся с рекою Драгой. Против Дризена я посылаю бригадира Еропкина с тремя полками. Сильным бомбардированием Еропкин должен утеснить неприятеля и заставить выбросить белый флаг. Но неприятель может уйти, не принимая наших условий. Уйти именно здесь, смотрите, между реками Нетце и Драгой, здесь способный путь для ретирады неприятеля. Вы со своими легкими войсками должны воспрепятствовать сему отступлению и способствовать своими действиями бригадиру Еропкину в препорученном ему деле. Ну и, как обычно, примечать движения неприятеля и могущий им быть сикурс. В любом случае уведомляйте о своих движениях бригадира Еропкина и о всех тамошних обстоятельствах, которые откроются пред вами. Увидев наши войска на том берегу, неприятель поймет, что он окружен, и вряд ли будет сопротивляться, чаемой жестокости избегая в таковых обстоятельствах. Беда только в том, что опаздываем, неприятель может ускользнуть… Бригадир Еропкин что-то задерживается…
