— Предполагаю.
. — Знаете также, что петля фашистского террора все сильнее затягивается вокруг них…
— Безусловно.
— Именно поэтому мы обязаны помочь товарищам Димитрову и Коларову.
Иванов пристально глядел на майора, короткие его ответы ему нравились.
— Следовательно, — продолжал Иванов, — мы обязаны сделать все возможное, чтобы помочь им…
Майор молчал. И это понравилось Иванову; это означало, что майор серьезно относится к делу.
— Хотя вы и не член нашей партии, — добавил Иванов, — партия рассчитывает на вас… Дело, которое мы предпринимаем, всеобщее, всенародное дело.
— Бесспорно! — ответил майор. — Сегодня произойдет встреча?
— Сегодня, товарищ!
— Тогда идем!
Майор поднялся. Был он так высок, что голова его уперлась в низкий потолок комнатки.
— Значит, вы готовы? — переспросил Иванов.
— Готов, — ответил коротко майор и пошел к дверям. Иванов — за ним.
Было около полудня. Иванов и майор добрались до улицы Пиротской и остановились около галантерейной лавочки. Над дверью висели разноцветные ленты, шнурки для ботинок, резиновые игрушки. Внутри едва умещался деревянный прилавок, за которым видно было веселое старческое лицо.
— Здорово, дед! — произнес Иванов. Лицо старика расплылось в улыбке. Он привык улыбаться каждому посетителю. — Здесь ли тетка Виктория?
— Здесь, господин, пожалуйста! — Старик откинул черную занавеску, за ней извивалась узенькая лестничка. Поднялись, постучали в дверь. На стук вышла белолицая женщина с проседью.
— Добрый день, госпожа. Мадам Эмилия дома?
— Да, войдите.
Иванов и майор прошли в большую полутемную комнату. Пол ее был покрыт мягким ковром, вдоль стены стояли обитые бархатом стулья и красный диван. На окнах — тяжелые занавеси.
Майор огляделся. Женщина подошла к большой картине «Отелло убивает Дездемону», висевшей на стене, сдвинула картину и сказала:
— Пожалуйста, товарищи!
Иванов и майор прошли в другую, еще большую комнату. Занавеси не пропускали в комнату дневного света. В углу светилась электрическая лампочка.
— Подождите здесь, — сказала женщина и куда-то удалилась.
— Что это за тайны мадридского двора? — спросил Иванова майор. Но в противоположной стене открылась дверь, и появилась низенькая старушка в черном. Вероятно, мадам Эмилия.
— Что, товарищи отдыхают?
— Нет, я сейчас им доложу.
Через минуту она вернулась и провела гостей в зал, посередине которого был виден стол. За столом сидели Димитров и Коларов, перед ними лежали газеты.
Димитров и Коларов вышли навстречу, радостно поздоровались.
— Что, устали? — спросил Коларов.
— Да, устали… пока добрались до этого зала, — засмеялся Иванов.
— Что поделаешь…
С улицы долетал глухой шум экипажей, Димитров пересел поближе к майору и сразу начал:
— Майор Тодоров, можете ли вы участвовать в военной подготовке вооруженного восстания?
— Могу.
— Как вы считаете, сколько времени понадобится на подготовку?
— По меньшей мере месяц.
— А если восстание подготовлено?
— По меньшей мере две недели, чтобы подготовиться самому.
— А за три дня что можете сделать?.
— Ничего!
— Ничего?
— Да, — подтвердил майор, — но если примете мое предложение участвовать в восстании солдатом, то уверяю вас, что буду искренним единомышленником Коммунистической партии и другом Земледельческого союза… поскольку я сам крестьянин.
— Это мне известно, — заметил Димитров.
— Я уже выступал в совместных действиях двух партий.
— Когда именно? — спросил Коларов.
— Когда создавали «Народный союз запасных офицеров и подофицеров».
Наступила короткая пауза. Димитров задумался. Потом сказал:
— Хорошо, будем на вас рассчитывать…
— Жду ваших распоряжений! — ответил майор.
Димитров встал:
— А пока, товарищ Тодоров, до свидания.
Гости ушли и быстро затерялись среди толпы.
Коларов, глядя в окно, сказал задумчиво:
— Как тебе кажется, будет ли он полезен?
— Да, наше влияние велико, если и такие готовы нам помогать… Он честный офицер. Знаю его давно.
— И других таких, как он, надо привлекать.
— Безусловно.
Предвидение их сбылось. Вера в народное дело, которое они начали, которым руководили, укреплялась…
Каждый день Георгий Димитров менял квартиры. Ни разу он не переночевал в одном месте дважды. Полиция усиленно его искала. Он принял все меры предосторожности. Решил разделаться с бородой, которая ярко выделяла его в толпе. Бороду брили в квартире молодого профсоюзного деятеля Асена Бояджиева. Операцию эту совершил опытный и верный парикмахер Лука Георгиев. Димитров предупредил его шутливо:
— Режь бороду, Лука, чтоб не отрезали мне голову…
Лука возразил:
— Второго никогда не произойдет, товарищ Димитров.
Лука был человеком строгим и шуток не понимал. Со всей серьезностью он выполнил свое дело: остриг бороду, тщательно выбрил лицо, а затем снял и пышную шевелюру. Димитров стал неузнаваем, даже хозяева едва его узнали. Димитров надел зеленые очки и вышел.
Военный совет при Центральном Комитете партии заседал непрерывно. Уточнялись подробности предстоящего восстания.
18 сентября состоялось краткое совещание военного совета. На совещании было сообщено майору Тодорову, что он отправится вместе с Димитровым и Коларовым. На вопрос: «Куда?» — ему ответили, что об этом будет сказано дополнительно.
21 сентября утром на нелегальную квартиру майора прибыл молодой человек. Обменявшись паролями, посланец сказал:
— По приказу военного совета партии вам необходимо выехать в это утро…
— Автомобиль здесь?
— Автомобиль будет вас ждать на Ломском шоссе, за постоялым двором… И еще одна деталь. Автомобиль будет черный, а не красный, как уговаривались раньше.
— Черный?
— Да, красный поврежден.
Майор взял чемодан, поглядел на молодого человека и сказал:
— Я готов!
Они осторожно вышли. За газетной будкой их ждал фаэтон, который и повез их на Ломское шоссе. Не доезжая постоялого двора, молодой человек наклонился к уху майора и шепнул:
— Вы должны сойти здесь… Я вернусь на фаэтоне в город.
Майор приказал извозчику остановиться, попрощался со своим спутником и соскочил на шоссе. Фаэтон развернулся и направился обратно в город.
В метрах двухстах от места, где сошел майор, виднелась красная черепичная крыша постоялого двора, неподалеку от него ждала черная автомашина. Майор медленно пошел по шоссе. Шофер, как и было условлено, полез под машину будто бы для ремонта.