более чем в ста километрах отсюда, поэтому я не так часто ее вижу. Она воспитывает троих мальчишек‐непосед, и ее жизнь состоит из сна, подгузников, домашних заданий и готовки. Я помню, как она изо всех сил пыталась нарезать мясо для четырехлетнего ребенка, в сотый раз поднимала чашку‐непроливайку, брошенную малышом, и заставляла восьмилетку вести себя прилично, пытаясь поужинать сама.
А я стою с ложкой в руке, а по щекам текут слезы. Каждая тарелка, вилка и стакан навевают воспоминания. Хорошие воспоминания. Мои дочери, которые уже выросли, ладят лучше, чем когда‐либо в детстве. Они могут обсуждать что угодно: от современной моды до способов заморозки черники и эффективных методов уборки пылесосом. Мои зятья участвуют в долгих дискуссиях о политике, образовательной реформе и игровых стратегиях. Они сдружились за эти годы. И трое внуков, кажется, чувствуют себя здесь, в нашем доме, совершенно непринужденно. Старшие, как обычно, вчера просили вынести их велосипеды из гаража, чтобы покататься в сумерках. И как они жалобно заныли, когда отец не разрешил им этого. Младенец, сделавший свои первые шаги всего несколько дней назад, порадовал нас, когда расхохотался, почувствовав под ножкой мягкий ковер вместо обычного жесткого пола.
Воспоминания захватывают меня. Ведь мы с мужем делали то же самое за этим же столом не так уж много лет назад – подбирали чашки‐непроливайки, учили правильным манерам, слушали тихие взволнованные голоса, говорящие о Рождестве. Я смахиваю слезу и беру очередную вилку – очередное воспоминание.
Я не успеваю заметить, как посуда оказывается вымыта, а столешница, плита и раковина снова пусты.
Они пусты. А я – нет. Моя жизнь не пуста. Она наполнена счастливыми, здоровыми взрослыми детьми и чудесными внуками. Я живу полной жизнью.
И благодарю посуду за напоминание.
Мелоди С. Гроувс
Глава 6
Праздник своими руками
Любимое с детства печенье
Пеки, чтобы мир стал лучше.
АВТОР НЕИЗВЕСТЕН
Я только завершил свою обычную растяжку после пробежки и все еще заливался потом. Сегодняшний маршрут проходил по северной половине Периметр‐роуд в моросящий дождь – на Окинаве это типичная декабрьская погода. Полюбоваться на этом пути было нечем – разве что высоким забором с колючей проволокой поверху.
Я вошел в стратегический корпус, ожидая горячего душа, холодного обеда и завершения второй половины рабочего дня. Поднимаясь по лестнице, я встретил старшего сержанта, который спускался мне навстречу.
Он спросил:
– Как прошла ваша пробежка, сэр?
– Отлично. Я ничего не пропустил?
– Нет, сэр, – ответил он. – Я положил почту вам на стол.
– Спасибо, старший сержант.
– Да, сэр.
Подъем по лестнице сегодня давался с трудом – от усталости я слишком сильно налегал на перила. Наконец лестница закончилась. Толкнув двойные двери и лавируя между мужчинами и женщинами в камуфляжной форме, я наконец добрался до своего стола.
– Что тут у нас?
Первой в руки взял коробку, завернутую в коричневую бумагу. Она весила, должно быть, килограммов пять. Посылку прислала «мама Скэнлан». Я улыбнулся. Моя мать никогда не называла себя «миссис Джон Т. Скэнлан». Точно так же она никогда не пользовалась именем «Дороти Скэнлан».
– Ну, душ подождет, – заявил я.
Я достал из ящика ножницы, разрезал оберточную бумагу, а потом картон. Сверху в пакете лежало печенье с арахисовым маслом и шоколадом. Замечательно! Что может быть лучше, чем «шоколадный поцелуй» в центре печенья?
Я достал следующий пакет, где лежали шоколадные пластинки. Они состояли из теста для шоколадного печенья, обвалянного в сахарной пудре и запеченного до тягучего совершенства. Вкуснятина!
Наконец, внизу лежало рождественское сахарное печенье с цветной глазурью в форме Санта-Клауса, ангелов, оленей и колокольчиков. Это было мое любимое с детства печенье, которое пекла мама.
Я огляделся, чтобы посмотреть, не смотрит ли кто в мою сторону. Нет. Тогда я схватил «поцелуи» с арахисовым маслом и шоколадные пластинки и спрятал в верхнем ящике стола.
Потом выпрямился и позвал:
– Эй, морпехи!
Все головы повернулись ко мне.
– Угощайтесь рождественским печеньем, любезно предоставленным мамой Скэнлан.
В мгновение ока вокруг моего стола стало не протолкнуться от молодых парней и девушек.
– Спасибо, сэр.
– Спасибо, сэр.
– Спасибо, сэр.
Через несколько секунд коробка опустела.
В уголке моего глаза выступила было слеза, но я быстро ее утер.
Ведь я только что порадовал новобранцев, которые впервые проводили Рождество не дома. И им, наверное, было немного грустно и непривычно.
Я пробормотал:
– С Рождеством, морпехи.
Джон М. Скэнлан
Я не помню, кто это сказал, но в сердце действительно есть места, о существовании которых ты даже не подозреваешь, пока не полюбишь ребенка.
ЭНН ЛАМОТТ
Когда мы с мужем поженились, две наши семьи слились в одну. У меня уже была своя восьмилетняя дочь, а теперь появилась еще одна, двенадцатилетняя – дочка мужа, которая стала жить вместе с нами. С приходом Рождества я стала часто слышать от мужа одну фразу: «Раньше мы…»
– Раньше мы пекли и украшали сахарное печенье на Рождество, – сказал мне он.
Я приготовила тесто для печенья – такое, которое нужно убрать в холодильник на несколько часов, а потом раскатать и нарезать формочками. Но у меня ничего не вышло. Оно растаяло от скалки и стало ужасно липким. Муж попытался утешить меня, сказав:
– Я помню, как мы готовили их в первый раз. У нас тоже не получилось.
Я почувствовала укол ревности.
– Раньше мы на рождественский завтрак готовили пиццу и картошку с сыром, – сказал он мне как‐то раз в продуктовом магазине.
Мое горло сжалось. Мне казалось, будто я – лишь замена для кого‐то, кто был у него давно и не имел ко мне никакого отношения.
Дома я положила продукты в холодильник и услышала очередное «Раньше мы…», но не дала мужу договорить.
– Если ты пытаешься воссоздать то, что было с кем‐то другим до меня, тогда зачем я тебе вообще? – спросила я.
Я долго не могла решиться сказать ему это. Но как он не может понять, что мне хочется создавать новые счастливые воспоминания вместе с любимым мужчиной и нашей семьей. И меньше всего мне хочется нести в наш дом традиции из его прежнего неудачного брака.
Он перестал доставать продукты из пакета и посмотрел на меня.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это все не ради меня.
Узел внутри меня разжался. В его лице я увидела тревогу, которую мог испытывать только отец. Он просил это не ради своих капризов. Как я могла не
