национальной безопасности США. Кажется, шифровальщиком или дешифровальщиком.
— И о чем он успел вам сообщить?
— Почему вы говорите «успел»? — с удивлением спросил Топхэт.
— Два года назад, когда вы работали в Москве, Дарк покончил жизнь самоубийством. Он почувствовал, что попал в поле зрения ФБР, и мы действительно были близки тогда к раскрытию его роли как платного шпиона русской спецслужбы. А теперь повторяю свой вопрос: что он успел вам передать? Нам очень важно знать это. И кто из ваших коллег работал с ним в те годы?
— От Дарка получено более двухсот ценных документов, освещавших полную дислокацию вооруженных сил вашей страны и различные средства радиотехнической разведки. Причем не только в США, но и в Великобритании и Канаде. А работали с ним генерал-майор Костюк и капитан второго ранга Осипов.
— А как вам стали известны эти данные?
— Но я же был руководителем американского направления в ГРУ.
— О’кей! Недавно нами был арестован ваш разведчик-нелегал Вольф. Кто из ваших коллег являлся его оператором? И что он передавал вам?
— С Вольфом работали полковник Едемский, подполковник Шумаев и капитан третьего ранга Петров. А передавал он нам планы строительства вооруженных сил США, различные доклады американской военной разведки, секретные уставы и наставления.
— Кого еще вы можете назвать нам?
— Агент Росман. Он выходец из России. Гражданин США. Классный инженер-электронщик. Добыл для нас около ста пятидесяти ценных образцов военной техники и документальных материалов по ВВС, ПВО, ракетной технике, радиолокационным системам и другим, не менее важным, техническим вопросам. За все это ему было выплачено более полумиллиона долларов. А работали с ним офицеры нью-йоркской резидентуры Галаган и Ефимов.
— Кто еще из агентов стал вам известен по работе в Москве?
— Агент Мики. Американец. Главный сержант. Служил начальником канцелярии в управлении кадров Командования войск готовности. Завербован на материальной основе капитаном первого ранга Борисом Поликарповым в Вашингтоне. Для связи с ним был задействован в Нью-Йорке конспиративный адрес агента Дитрина, с которым работали наши офицеры Аленочкин, Калачев и Меженин. К личному делу агента Дитрина доступа я не имел, поэтому сказать о нем ничего не могу. Выходите на него через Мики [42].
— Какими материалами снабжу он вашу разведку?
— Особо важными по химическими биологическому оружию. Какие конкретно, я сейчас уже не помню, потому что знакомился с его делом три года назад и больше доступа к нему не имел.
— Что-то с памятью у вас, мистер Поляков, стало вдруг плохо. А ведь раньше, в Нью-Йорке, — Джон Мори лукаво улыбнулся, — она была у вас отменная…
— Она у меня по-прежнему отменная и нестареющая. А если и подзабыл что-то, то это от переизбытка запоминания большого объема оперативно значимой информации, которую я не записывал, а держал в голове на протяжении трех лет работы в Москве. Так что из-ви-ни-те, — растягивая это слово, пояснил Топхэт.
— Я охотно верю вам, мистер Поляков.
— О’кей. Назову вам еще одного ценного агента. Это сержант ВВС Карел. Он был завербован нами в Марокко, откуда его перевели потом в Вашингтон.
— Подлинную его фамилию помните?
— Да. Герберт Беккенхопт.
— А агента Мики?
— Джозеф Кассиди.
— Прекрасно. А что вы можете сказать о названной мне три года назад Мэйси?
Мори вел беседу в спокойной манере, чувствовалось, что он обдумывал каждое предложение и каждый свой вопрос.
Поляков сразу насторожился и, не отрывая встревоженного взгляда от американца, задал встречный вопрос:
— Вы установили ее?
— Да. Она была мисс Глен Морреро Подцесски.
— Она была советской разведчицей Марией Антоновной Добровой, — поправил его Поляков.
— Но арестовать ее мы не сумели, вернее, не успели.
— Как понимать «не успели»? — еще больше насторожился Топхэт.
— Чтобы выявить ее связи, мы постоянно вели за ней круглосуточное наблюдение. Она обнаружила это и через некоторое время попыталась незаметно исчезнуть из Нью-Йорка. Мы сопровождали ее до Чикаго. В отеле, где она остановилась, предложили сотрудничество с нами, обещая ей хорошую жизнь и полную свободу. Мэйси попросила дать ей немного времени, чтобы обдумать заманчивое предложение. Когда наши люда вернулись в ее номер, то увидели, как она мгновенно выбежала на балкон, вскочила на перила с заранее подставленного стула и выбросилась с девятого этажа…
Сказав это, Джон стал внимательно наблюдать за реакцией глубоко задумавшегося мрачного Топхэта. После почти минутного молчания с комом в горле Поляков произнес:
— Мне очень жаль эту талантливую и красивую женщину. Я хорошо знал ее. Жаль, что она так распорядилась собой. Зачем она вместо предоставляемой ей жизни и свободы предпочла такую страшную смерть? Я этого не могу понять!
— Нам тоже это было непонятно. Но, видимо, не зря говорят, что русская душа — потемки, — пробормотал в ответ американец.
Чтобы как-то разрядить возникшее напряжение и вернуться к разговору, «бизнесмен» Мори с воодушевлением произнес:
— Зато такая смерть была эффектной! Мэйси стала самоубийцей по собственной воле, и Бог ей судья. Если у вас больше нет информации об агентах, работавших в США, то на сегодня мы закончим на этой траурной волне.
Все еще в печальной задумчивости Топхэт, скользя глазами по стенам гостиничного номера, вдруг с негодованием возразил:
— Нет уж! Лучше на оптимистической! Воевать так воевать, коль все еще продолжается холодная война. Я назову вам сейчас подлинные имена нескольких агентов, и тогда мы на этом закончим.
— О’кей! — воскликнул Мори.
Вскинув голову, Поляков стал не спеша, чтобы американец успевал записывать, перечислять настоящие фамилии агентов и разведчиков-нелегалов Агнессы, Сана, Бартона, Челса, Дины, Вилды, Джина, Сина и Гарри.
Закончив делать пометки, Мори произнес:
— Поскольку вы назвали сейчас агента Сана, он же Каарло Туоми и Рудольф Робертович Састомойнен, то я должен сообщить вам, что он был арестован нами. Тогда же журнал «Ридерз дайджест» проинформировал своих читателей о готовящейся к выходу в свет книге Джона Баррона под названием «КГБ» и напечатал одну из глав этой книги. Она посвящена разоблачению Туоми, и в ней же, как бы это ни было прискорбно, несколько раз упоминается имя советского полковника Полякова. Причем рассказывается, как вы готовили в Москве нелегала Туоми к работе за границей и как вы внимательно обследовали все его вещи, дабы он, упаси Бог, не прихватил с собой в чужую страну что-нибудь советское, что могло потом скомпрометировать его…
Поляков, едва удерживаясь от резких выражений, схватился руками за голову и, испытывая невероятное потрясение, возопил:
— Да вы что там. в своей Америке совсем охренели! Почему вы позволили эту публикацию?! Меня же после нее поставят к стенке! Эх, мать вашу за ногу! Что же вы, сволочи, натворили!
Свирепея, Поляков кричал
