Результат такого курса налицо. Ухудшение наших отношений приближается к опасной черте. С началом размещения в Западной Европе новых американских ракет создаётся качественно новая ситуация.Этот шаг США и НАТО в целом сделал беспредметным и советско— американские переговоры о ядерных вооружениях, которые велись до сих пор. Они были взорваны Вашингтоном. Под вопрос поставлена сама возможность эффективного продолжения процесса ограничения таких вооружений, достижения договорённостей по реальному снижению уровня ядерного противостояния...»[57] (Выделено мною — ОГ)
Вот с таким жёстким наказом Политбюро Громыко собирался в Стокгольм. Впрочем, он сам его надиктовал. Мы лишь только положили его слова на бумагу. А он их затем тщательно правил.
Правда в этом документе была скрыта одна маленькая лазейка, которая давала возможность сделать первые шаги к диалогу: «Хотелось бы, чтобы в Вашингтоне всерьёз задумались над серьёзными последствиями, с которыми был бы связан новый резкий рывок гонки вооружений. Лучше, в том числе и для самих США, остановиться сейчас и искать взаимоприемлемые решения, которые позволили бы повернуть нынешнее опасное развитие событий вспять. В этом СССР готов быть партнёром США». Но в это министр не верил.
Неудивительно поэтому, что последние дни перед отлетом в Стокгольм Андрей Андреевич находился в расстроенных чувствах: стал мрачным, раздражительным, порой даже срывался на крик, что в те годы случалось с ним крайне редко. На все наши вопросы, что происходит, его верный и всезнающий помощник Макаров только пожимал плечами и советовал: не лезьте ему на глаза.
Но, покидая Москву, — а советская делегация улетала в шведскую столицу на несколько дней раньше министра — я все — таки зашёл к нему за напутствием.
— США, — поучал Громыко,— очевидно, противопоставят нам технические позиции, хотя и понимают слабость такого подхода. Видимо, они пришли к выводу, что на большее им пойти трудно. Разница между Стокгольмом и Мадридом в том, что там они делали больший упор на права человека, а здесь будут настаивать на технических вопросах контроля.
Все это были очевидные истины, но неожиданно Андрей Андреевич произнес следующую тираду:
— Ожидается выступление Рейгана, но на этот раз, очевидно, без риторики. Это не случайный маневр, так как американские обыватели поняли, что президент гнёт не туда. Но это не изменение позиции, а дань складывающейся ситуации. Очевидно, этот подход отразится и на позиции американских представителей в сторону большей умеренности. Но сюрпризы могут быть разные. Действовать нужно уверенно, чтобы чувствовалось — наш корабль идет правильным курсом.
То, что ожидается выступление Рейгана с изложением нового подхода к внешней политике, не было секретом. Американская печать и телевидение загодя давали ему рекламу. Но откуда Громыко знал о содержании речи президента и причем, как оказалось, не ошибался?
Прилетев в Стокгольм, советский министр пребывал все в том же мрачном расположении духа. Сразу же велел Макарову позвонить в Москву и узнать, нет ли каких сигналов от Юрия Владимировича. Потом по несколько раз в день вновь и вновь обращался с тем же поручением. Видно, его что— то беспокоило.
Только несколько лет спустя из разговора с главным врачом «кремлевки» Е.И. Чазовым, который отвечал за здоровье советского руководства, я понял, что беспокоило тогда Громыко. Во второй половине января состояние Андропова резко ухудшилось. Наступила общая интоксикация организма. Начались выпадения сознания, и ситуацию он уже больше не контролировал. Обо всем этом, как говорил Чазов, он докладывал только Черненко и Устинову.
Но ведь в Политбюро такие тайны не утаишь. Громыко, к примеру, водил дружбу с Устиновым. Так что с полным основанием можно предположить, что узнал от него о тяжелом состоянии Андропова и все время думал, как ему поступить в связи с выступлением Рейгана. Посоветоваться было не с кем. Андропов уже не функционировал. А новый политический расклад сил в Политбюро был далеко не ясен.
Вот на таком фоне прозвучала для Москвы знаменитая речь Рейгана 16 января 1984 года. Мы читали её и перечитывали, не веря своим глазам. Несмотря на предупреждение Громыко о предстоящей смене тональности, мы ожидали вновь услышать об империи зла, о нарушении прав человека, о варварском расстреле корейского лайнера, а вместо этого Рейган объявил наступающий 1984 год годом «возможностей для мира».
Вместо нагнетания конфронтации он предлагал возобновить «диалог, который поможет обеспечить мир в неспокойных районах планеты, сократить уровни вооружений и построить конструктивные рабочие отношения с Советским Союзом... Если советское правительство действительно хочет мира, — мир будет. Совместно мы можем укрепить мир. Давайте займёмся этим». Неожиданно прозвучали слова «моя мечта — увидеть день, когда ядерное оружие будет стерто с лица Земли». Если бы такое сказал Брежнев или Андропов — это понятно. Однако ни один американский президент после Трумэна даже мыслей подобных не допускал.
Спустя много лет мне удалось выяснить, что подготовили эту речь Джек Мэтлок из Совета национальной безопасности, Ричард Бэрт и Марк Палмер из госдепа. Основная идея — предложить диалог и хотя бы обозначить его повестку дня.
Однако особенно поразил нас тогда такой пассаж, даже по стилю выпадавший из канвы обычной официальной речи[58].
Американская супружеская пара Джим и Салли, — говорил Рейган, — укрываясь от проливного дождя, случайно встретились с русской семьей — Иваном и Аней. Они разговорились. Ну о чем могут говорить простые люди? Будут ли они спорить, повторяя обвинения, которыми обмениваются их правительства? Конечно же нет, — они станут говорить о своих детях, надеждах, увлечениях и прочих житейских радостях или невзгодах. Потом Аня может быть скажет Ивану про Салли, что она приятная женщина — преподает музыку. И наверное, Джим, скажет Салли, что прав был Иван, ругая своего босса. Скорее всего, они решат, что им стоило бы снова встретиться, не откладывая дела в долгий ящик, и пообедать вместе.[59]
Но всё это были эмоции. А проведенный нами анализ этой речи сводился к тому, что теперь, когда американская экономика на подъёме, военная мощь растёт, а сплочённость НАТО крепнет, США изъявляют готовность наладить отношения с Советским Союзом. В их основу они закладывают три принципа: «реализм, силу и диалог». Причём, «сила и диалог идут рука об руку».
