«Ты только представь себе, — хихикает ее партнер, — просыпаешься и обнаруживаешь, что ты за рулем и несешься навстречу опасности. Было бы лучше, если бы мы поменялись местами и не забивали себе голову мыслями о том, что будет, когда полиция обнаружит водителя без прав».
Помимо материально-технического обеспечения турне, вдруг оказалось, что британская глубинка (за исключением нескольких хипповых обителей на севере) не была готова к 20-минутным запилам Барретта на гитарных примочках или космическим пузырям Уинна Уилсона, а также к отсутствию у группы танцевальных ритмов или привычного кривлянья на сцене. Еще более непонятным было отсутствие в программе песни «See Emily Play», которую зрители Уже слышали или желали услышать и которую требовали исполнить. ПИНК ФЛОЙД плохо сочетались с такого рода аудиторией. Получалось, что «типичные интеллектуалы, выходцы из среднего класса, играли для обычных паршивцев-пролетариев, — говорит Дженнер, — но тогда еще не образовался свой круг, слушающий «хорошую» рок-музыку, — пара-другая выступлений в колледжах да несколько несчастных концертов. Гораздо легче было работать в Голландии или Франции, чем во многих английских городах». Годы спустя Роджер Уотерс в разговоре с одним из своих друзей саркастически заметил, что «ФЛОЙД образца 1967-го года побили все рекорды по освобождению танцплощадок от присутствующих».
Бывало, правда, и так, что публика выражала свое неудовольствие более решительно. В начале года в одном танцзале в Бедфорде, как вспоминает Уотерс, «с балкона нас поливали пинтами пива, что было очень неприятно, да к тому же и небезопасно». Почти дома, в клубе Feathers Club, расположенном в лондонском пригороде Илинг, один фрукт, вооружившись увесистым пенсом, бывшем в хождении до перехода на десятичную систему, «попал мне точно в лоб и здорово поранил меня. Сколько крови вытекло. Я стоял на авансцене, всматриваясь в толпу, пытаясь понять, кто же швырнул эту хреновину. Я буквально кипел от злости и был готов спуститься в зал, чтобы найти обидчика. К счастью, среди публики оказался один хиппи, которому мы нравились, так что остаток вечера зрители провели, выколачивая ИЗ НЕГО все дерьмо».
Десять лет спустя Ник Мейсон так описал обычный загородный концерт ПИНК ФЛОЙД, проходивший примерно в 1967 году: «В наличии имелись такая вращающаяся сцена и публика перед ней, выражавшая желание услышать «Арнольд Лейн», «See Emily Play» и другие хиты, которые мы, конечно же, исполнить не могли. Наш репертуар состоял из странных композиций, вроде «Interstellar Overdrive», занимавшей половину концерта. Помню, как поворачивалась сцена и то, что картина, представавшая перед ясными очами зрителей, их здорово пугала. Все было фантастично, поскольку «наша» публика не бывала на таких концертах: туда нужно было приходить в галстуке. Там была разработана целая система, чтобы не пускать нас в бар, потому что мы были одеты неподобающим образом, и т.п. и т.д., нас это все сильно доставало».
Т.к. ФЛОЙД, по словам Мейсона, «устало плелись, чтобы получить на свою голову дневную порцию разбитых бутылок», их награждали не звуками фанфар, а взрывами насмешек-петард, вроде той заметочки, которая появилась в газете маленького шотландского городка. Она притулилась рядом с отчетом о ежегодном соревновании по выпечке фруктовых пирогов Морэйширского клуба фермеров: «В танцзале «Красные туфельки» выступают звезды фирмы Columbia ПИНК ФЛОЙД. Это группа, привезшая свое собственное освещение, чтобы заставить сцену колебаться и вибрировать во время исполнения УМОПОМРАЧИТЕЛЬНЫХ номеров». «Disc» и «Music Echo» не только поместили публикации об июльском туре по Шотландии ансамбля из наших «четырех скромных, добродушных и искренних парней», но и уделили место способам проведения досуга, которые практиковали по меньшей мере трое из них: «Может быть, из города отправляются каждый день только четыре поезда … но и у Элджин есть свои взлеты. Вот почему четверо «флойдовцев» — Роджер Уотерс; спокойный и, по-видимому, культурный Сид Барретт; спокойный и, по-видимому, застенчивый Рик Райт и Ник Мейсон — темной ночью во вторник втиснулись в машину в Грэйт Ярмут и гнали всю ночь, чтобы в 16 часов в среду оказаться в прибрежной гостинице в Лоссимаус поблизости от Элджин. Несколько часов сна, лошади для прогулки верхом, проверка местной рыбалки и качества местного гольф-клуба. А потом — на концерт в Элджин…».
Во время выступления горцы, по крайней мере, оставляли пиво для личного пользования и не извлекали из карманов медяки в воинственных целях. Реакция публики в упомянутом зале «Красные Туфельки» колебалась от высказываний типа: «Да ты знаешь, что я у себя в ванной пою лучше ?» до: «Неплохо, но THE CREAM были лучше».
Автор текстов для CREAM сочувствовал и до сих пор сочувствует положению Барретта в этой неразберихе. «В расцвете своих творческих сил, когда у группы были такие поп-хиты, как «Эмили» и «Арнольд Лейн», — вспоминает Пит Браун, — весь феномен психоделии ограничивался пределами Лондона и просуществовал совсем недолго. А ансамбль заряжали в турне по танцзалам, где люди привыкли к ритм-энд-блюзу и не понимали, что за чертовщину им предлагают».
Британский музыкальный бизнес был в те дни довольно глупым. Что-то подсказывало, что «завтра все кончится и сегодня нужно загрести как можно больше. Неважно, если артист вляпался в дерьмо. Они с большим трудом могли понять, что происходит с ФЛОЙД. За исключением нескольких мест в Лондоне, где можно было играть Для своих поклонников, альтернативной структуры не существовало. Никто не предполагал, что на ФЛОЙД будет такой большой спрос в Америке. Когда они разразились своими хитами, компании звукозаписи просто не знали, что с ними делать». «И, конечно, Сид был последним человеком, который мог поддерживать отношения с этими структурами. Он выкладывался на все сто процентов, но взамен ничего не получал, только в Лондоне находились люди, которые понимали его. Это и порождало определенное напряжение: публика превращалась в обывателей, когда ей предлагалось что-то типа ФЛОЙД, непростое для восприятия и требующее понимания. В пути Сид, стараясь компенсировать затраты своей энергии, расслаблялся по максимуму. Уверен, что он принимал прилично, как и все остальные».
«В провинции они не проваливались потому, что зрители были необразованными, а пресса не знала, как их оценить. Пару лет средства массовой информации гадали, а не запретят ли вообще все движение андеграунда. Поэтому они так вяло реагировали на все происходящее из «подземелья» и не сразу врубились в андеграундовые фишки».
«Сегодня группа — объект пристального внимания, независимо от того, насколько это «диковинно» или «разрушительно». Человек начинает ощущать в себе шевеление этого синдрома подчинения фатальной неизбежности: «Кем мы будем завтра? Пережитком 60-х? Кем-то, на кого оказал влияние Сид Барретт?». Они акцентируют внимание на этом, а пресса — тут как тут».