Погода то и дело капризничает: то сеет мелкий дождь, и тогда все вязнет в жирном черноземе, то проносятся снежные заряды. Тут уж командиру приходится поломать голову, кого же послать на задание. Красоту? Он уже с ног валится… Можно Минина, Ярлыкова, Блинова, Гулькина, Петрова…
На построении майор Рымшин, объяснив обстановку, вызвал добровольцев. Все экипажи сделали два шага вперед.
Командир полка подумал и объявил:
— Ведущим пойдет лейтенант Иван Михайличенко. Ведомого он выберет сам…
В напарники Иван выбрал молодого, но надежного летчика — Отара Чечелашвили, с которым не раз летал на «свободную охоту». Понимали они друг друга с полуслова.
А партизанский разведчик время от времени радировал в штаб фронта: «На станции Смела скопление эшелонов с боевой техникой… Нужны штурмовики… Срочно нужны…»
Подготовка к вылету началась с прокладки маршрута. Если раньше на Смелу ходили через Черкассы, то теперь Михайличенко предложил лететь в обход, при этом большая часть трассы пройдет над лесом.
— Здесь нет зениток, — согласился Чечелашвили, — и можно будет подойти к цели скрытно.
Взлетели около полудня. До линии боевого соприкосновения шли на бреющем: плотные облака мешали подняться выше. К счастью, дождь со снегом прекратился, видимость значительно улучшилась.
На подходе к городу и станции, километра за три, заметили паровозные дымы. Сбросили бомбы, сделали несколько залпов эрэсами. Клубы белого дыма, змейки огня, бегущие по крышам вагонов, свидетельствовали о точном попадании.
«Илы» вошли в облака. Поразительно, но гитлеровские зенитчики почему-то молчали. Они, очевидно, не могли предположить, что в такую погоду кто-то решится их потревожить.
Второй вылет командир назначил после обеда. Маршрут решили не менять. И за это жестоко поплатились. Именно в лесу с земли потянулись трассы «эрликонов», и ведущий увидел вокруг своей машины зловещие шапки разрывов. И тут же почувствовал удар спереди и снизу. Взглянул на приборы — резко упало давление масла в моторе. Он стал глохнуть, а при подходе к Днепру и совсем остановился.
Перед Михайличенко прямо по курсу лежала вытянутая поляна. Это была старая вырубка, сплошь покрытая пнями. Выбора в такой ситуации не было — нужно садиться.
Раздался треск, штурмовик несколько раз подбросило, привязные ремни у летчика лопнули…
Сколько длилось забытье, Иван не помнил. Когда пришел в себя, как сквозь кисею увидел ползущих по полю людей в маскхалатах.
Потянулся к пистолету, но тут же услышал: «Мы свои, братки! Быстрее вылазьте из кабин, а то немец сейчас ударит из минометов. Он эту поляну хорошо пристрелял».
Едва летчик и воздушный стрелок выпрыгнули из самолета, как рядом шлепнулась первая мина, потом посыпались одна за другой. «Ильюшин» вспыхнул…
Нелегкое испытание выпало в эти дни и экипажу лейтенанта И. Кузнецова. Туманным январским вечером его звено возвращалось из разведывательного полета. Густая, непроницаемая облачность не давала самолетам возможности подняться на достойную высоту, и они шли на бреющем. Кузнецов почувствовал толчок, «ил» сильно тряхнуло, и мотор изменил свой «тембр».
— Прыгай! Иду на вынужденную! — крикнул он воздушному стрелку сержанту В. Мужинскому, но тот дал понять, что командира не бросит.
Штурмовик резко пошел на снижение. Внизу промелькнуло какое-то село. Приближался перелесок. Через мгновение машина, снеся снежный сугроб, замерла, окутанная белой тучей. Летчик и стрелок выскочили из кабин, хотели кинуться к лесочку, но, словно из-под земли, перед ними выросли немецкие автоматчики.
— Рус, плен! — заплясали гитлеровцы, как дикари, вокруг связанных по рукам и ногам летчиков. Содрав с пленных одежду, обувь, они погнали их в деревушку и заперли в сарай.
Какое-то время часовой ходил взад-вперед, вдоль сарая, подпрыгивая от холода. Затем исчез в хате, из которой доносились звуки губной гармошки и пьяные голоса оккупантов.
Позже Кузнецов рассказал боевым побратимам, как он забрался на чердак, полазил в темноте, нашарил какое-то тряпье, куски старой брезентовой попоны, обрывки бечевки… Находка помогла им «одеться», обернуть ноги брезентом. Выждав, когда солдаты угомонятся, пленники железным шкворнем приподняли перекладину, запиравшую сарай, и выскользнули наружу.
Сутки пробирались лейтенант Кузнецов и сержант Мужинский к своим. Обмороженные, голодные, выбившиеся из сил прибыли они в часть.
Через несколько дней командир полка майор Володин слетал на розыски пропавшей машины. Нашел. Отступая, фашисты облили поврежденный самолет бензином и подожгли. Нашел Володин и подворье, сарай, где томились пленные. Хозяйка, пожилая колхозница, рассказала следующее. Услыхав от немцев, что в сарае заперты два советских летчика, она выставила на стол все свои запасы, выпросила у соседей самогонки и до бесчувствия напоила немецких вояк. Утром, обнаружив, что сарай пуст, а пленных и след простыл, гитлеровцы избили часового, который, благодаря сообразительности хозяйки, тоже оказался мертвецки пьян…
Выбывшего из строя лейтенанта И. Михайличенко заменил капитан Г. Красота. Его эскадрилья и девятка «ильюшиных» майора Г. Чернецова часа два держали гитлеровцев под штурмовым огнем у балки со странным названием Злодейка. Когда после боя этот район посетил с несколькими штабными работниками генерал П. А. Ротмистров, они насчитали пятьдесят сгоревших бронемашин, большинство из которых были «фердинанды». Потери в живой силе составили убитыми свыше четырехсот гитлеровских солдат и офицеров.
4 февраля обострилась обстановка в районе Крымки, на участке войск 53-й армии. В архивах в Подольске я разыскал тревожную радиограмму, адресованную генералу В. Г. Рязанову начальником штаба этой армии:
«Бейте танки и бронетранспортеры в районе Соболенка, Толмач — это войска противника. Артиллерию не трогать — она наша»[18].
Командир корпуса срочно прибыл в район Крымки, где гитлеровский генерал Брайт пытался прорваться к своим окруженным частям. В течение ночи там был оборудован командный пункт авиаторов с необходимыми средствами управления. Взлетевшие с Кировоградского узла штурмовики и истребители во взаимодействии с артиллерией двое суток подряд утюжили танковые части Брайта.
Процитирую вторую радиограмму из штаба 53-й армии:
«Радостно бьется сердце, наблюдая отличную работу нашей авиации. Меткими массированными ударами штурмовиков вместе с артиллерией наступление противника остановлено»[19]
