Чтобы запугать буфетчика, устроитель пустился на хитрость и налгал на Измайлова:
— Да и, кроме того, он обладает ужасно скандальным нравом: чуть выпьет — тотчас начинает ни с того ни с сего рамы высаживать… Все стекла вам переколотит…
Буфетчик поклялся Василия Васильевича приметить и водки ему не давать.
Кто-то, слышавший приказание устроителя, шутя и насмехаясь, сообщил об этом Измайлову, который сейчас же отправляется в буфет и таинственно говорит буфетчику:
— Есть у вас в труппе актер Измайлов, вы не давайте ему водки.
— Меня об этом уж предупреждали…
— И отлично!.. А мне нацедите-ка рюмочку, да вон ту, которая побольше…
Василий Васильевич выпил, закусил и снова заговорил…
— Этот Измайлов удивительный пьянчуга!..
— Да-с, говорят…
— И при том буян, — продолжает мистифицировать Измайлов.
— Любит стекла бить, — добавляет буфетчик.
— Вот именно. — соглашается Василий Васильевич и, переменяя тон, произносит, указывая на рюмку: — налейте-ка еще!
Выпивает и, после небольшой паузы, убедительным голосом говорит:
— Так уж, пожалуйста, не давайте ему водки.
— Будьте покойны — капли не увидит.
— Пожалуйста! A то натрескается, как подлец, и спектакль не состоится…
— Да уж не беспокойтесь — к буфету не подпущу.
— Пожалуйста, убедительно вас прошу!
— Ладно, ладно…
— А мне налейте-ка еще, да уж не в рюмочку, а в стаканчик.
Измайлов захмелел, насупился и, после еще выпитых двух стаканов водки, сложил руки на груди крестом и строго спросил буфетчика:
— Что ты наделал?
— На счет чего это вы?
Измайлов укоризненно покачал головой:
— Ты расстроил спектакль!
— Как же это?
— Напоил ты актера Измайлова! Ведь Измайлов-то я самый и есть!
Буфетчик в ужасе чуть не выронил из рук графина с водкой и до прихода устроителя не мог выговорить ни слова.
— Разбойник! — отчаянно возопил антрепренер. — Зарезал! Убил! Тебя в Сибирь стоит сослать…
На репетиции в Дудергофском театре актер Н-ков познакомил Измайлова с своей женой. Втроем они отошли в сторонку и долго беседовали.
На спектакле Василий Васильевич по обыкновению был «на взводе». В одном из антрактов подходит он к Н-кову и, указывая на его жену, тихо говорит:
— Знакомы вы с этой артисткой?
— Н-ков улыбнулся и шутя ответил:
— Нет!
— Пойдемте, я вас представлю.
Измайлов подводит мужа к жене и рекомендует:
— Мой лучший друг Н-ков! Он давно надоедает мне просьбами, чтобы я его познакомил с вами… Любите его и жалуйте: он отличается лучшими качествами благородного человека…
Потом мужу аттестует жену:
— Наша прелестная Надежда Павловна… Женщина добрейшей души и веселого характера…
Супруги расхохотались и вывели Измайлова из заблуждения. Он отплюнулся и сказал:
— И черт вас знает, когда только вы успеваете пережениться.
A. Е. Мартынов как человек и артист. — Его провинциальные гастроли. — Участие Мартынова в пьесах Чернышева. — Похороны Мартынова.
Будучи еще очень юным, я пользовался добрым вниманием Александра Евстафьевича Мартынова и нередко бывал у него в доме.
Говорить о его таланте, о художественной, гениальной игре, значит повторять в тысячный раз старую истину. Для оценки его сценического дарования недостаточно одних слов, — они никогда не выразят того восхищения, какое выносил каждый зритель из театра, когда играл этот замечательный артист. Я же, помимо сцены, был от него в восторге, как от хорошего, доброжелательного, и бескорыстно-честного человека. С этой стороны Мартынов был также безупречен, как и со стороны артистической. Трудно представить себе другого артиста, при репутации и славе Александра Евстафьевича, более скромного и доступного для всякого.
Он никогда не кичился своими успехами, не гордился своим положением и никогда не добивался выйти из под власти начальства, как делали это его знаменитые товарищи, пользовавшиеся авторитетом и имевшие большое влияние на течение закулисных дел. В этом отношении Мартынов был неподражаем.
Помнится, в одну из суббот, когда у него, по заведенному порядку, собирались гости, он за ужином, между прочим, кстати сказал, что начальник репертуара сделал ему какие-то неприятности.
— Очевидно, он мною недоволен, но почему? — недоумевал Александр Евстафьевич. — Я просто ума не приложу, чем я ему не угодил? Это ужасно! Я так боюсь неудовольствия начальника репертуара, что хоть сейчас бы побежал к нему за разъяснениями.
Один из гостей возразил ему на это:
— Ну, вам-то нечего особенно бояться…
— Как нечего? Что вы, что вы!.. Да ведь от начальника репертуара вся судьба моя зависит.
— Как вам не грех это говорить, Александр Евстафьевич? Вот вы все повторяете «начальник репертуара» да «начальник репертуара», а на самом-то деле, что он значит для вас! При вашем таланте, вам никто не может быть страшен. Для вас нет начальства и не будет.
— Бог с вами, что вы такое говорите! — почти с ужасом воскликнул Мартынов. — По моему, не только Павел Степанович Федоров, но каждый человек, который может мне сделать гадость, есть мой начальник.
Имея большое семейство и получая ограниченное содержание, A. Е. Мартынов испытывал постоянные недостатки, благодаря чему часто предпринимал путешествия в провинцию для заработка. Он даже и скончался во время гастролирования в Харькове.
Хотя лечивший Мартынова доктор и запрещал ему утомлять себя летними экскурсиями по провинциальным театрам, но Александр Евстафьевич не слушал его советов.
— Вам нужно лечиться, — говорил ему доктор перед последней его поездкой, — серьезно лечиться. Вы не имеете права растрачивать своих сил, которых у вас так немного. Вам надлежит отдохнуть в полном спокойствии все лето и непременно на юге. Если вы на это не согласитесь, я не отвечаю за восстановление вашего здоровья…
В ответ на это Мартынов печально улыбнулся и, ни слова не говоря, вышел в соседнюю комнату, из которой тотчас же возвратился в сопровождении своих подростков-детей. Указывая на них доктору он сказал:
— Вот вам мой ответ! Не правда ли, красноречивый?..
— Для них-то вы и должны себя беречь!
— Нет, доктор, об этом говорить не будем!..
С бывшими своими сверстниками и товарищами по театральному училищу Мартынов был всегда в тесных дружеских отношениях, несмотря ни на какое их ничтожное положение при театре. К молодым, начинающим актерам Александр Евстафьевич был бесконечно внимателен и ласков. Покойный актер Иван Егорович Чернышев, написавший несколько удачных пьес, всегда говорил, что тремя четвертями своего успеха он обязан Мартынову, который помогал ему не только тем, что брал пьесы для своих бенефисов и играл в них главные роли, но и тем, что до появления их в свет делал автору полезные указания и давал советы. Помню, как после первого представления одноактной комедии «Жених из долгового отделения», где Мартынов превзошел себя, играя роль Ладышкина, Чернышев был в таком безумном восторге от успеха своего произведения, что но окончании спектакля почти насильно потащил меня в старый Палкинский трактир, где мы с ним досидели чуть не до рассвета. Иван Егорович все время не переставая пил шампанское за здоровье Мартынова с искренним пожеланием ему долголетия…