к Ю. А. Лебедеву. [252]
Теперь я имел возможность обращаться прямо в ГРУ – на конверте был адрес полевой почты. И я попытался переубедить Н. Бойко:
«В содержательной части своего письма Вы пишете: «По поводу освещения его работы в этот период можем сообщить следующее. На основе документальных материалов нами уже опубликован ряд статей в средствах массовой информации. Но хотелось бы обратить ваше внимание на то, что его фамилия нигде не проходит».
К счастью, это не совсем так. Вероятно, Вас ввели в заблуждение или произошла досадная ошибка. О том, что Коваль – разведчик, было известно из опубликованных ещё во времена существования СССР мемуаров Льва Копелева «Утоли моя печали» (Копелев Л. З. Утоли моя печали: Мемуары. – М.: Ex libris – изд-во сов. – брит. совмест. предприятия «Слово», 1991. – 332 с.)
Далее. Вы пишете: «…считаем, что время рассказать общественности о деятельности Коваля Ж. А., связанной с работой в разведке, пока еще не наступило». На самом деле, как мне кажется, этот рассказ был бы как никогда уместен именно сейчас: миллионы российских телезрителей 1-го канала 30 января сего года, то есть всего за день до смерти Жоржа Абрамовича, услышали его имя именно как разведчика с экранов телевизоров в первой серии телевизионного фильма по роману А. И. Солженицына «В Круге первом». А этот фильм стал, по отзывам многих и многих, выдающимся художественным и общественным событием, вызвавшим широкий социальный резонанс. Так что добросовестный рассказ о реальной деятельности Ж. А. Коваля более чем желателен.
Как видите, я не открываю общественности никаких секретов относительно того, что Ж. А. Коваль был разведчиком и что разведка сыграла свою роль в решении проблемы создания в СССР атомной бомбы. Более того, о деятельности плеяды советских разведчиков, сообщавших материалы по «атомной проблеме», существует обширная литература, и Квасников, Яцков, Барковский, Феклисов стали Героями РФ именно за эту работу.
Непосредственно же о работе самого Ж. А. Коваля, действительно, кое-что написано в трудах В. Лота («ГРУ и атомная бомба», публикация в «Красной звезде») и мне хотелось бы развить эту тему.
Я понимаю, что в работе разведки существуют особенности, с учетом которых, как Вы пишете, «даже сейчас мы не можем все рассказать о его работе», но я и не прошу всей имеющейся у Вас информации. Я хочу ознакомиться исключительно с уже рассекреченными материалами.
Поскольку, согласно п. 1.4 «Правил работы пользователей в читальных залах государственных архивов Российской Федерации», [253] составленных в соответствии с Конституцией Российской Федерации, Основами законодательства Российской Федерации об Архивном фонде Российской Федерации и архивах от 7 июля 1993 г. № 5341–1, [254] Федеральным законом от 20 февраля 1995 г. № 24-ФЗ «Об информации, информатизации и защите информации», [255] Положением об Архивном фонде Российской Федерации [256] и Положением о Государственной архивной службе России, утвержденным Указом Президента Российской Федерации от 17 марта 1994 г. № 552., «Все пользователи обладают равными правами на доступ к документам архивов», я и прошу предоставить мне возможность ознакомиться со всеми ОТКРЫТЫМИ материалами, и, прежде всего, с теми, которые использовал В. Лота.
Надеюсь, что поскольку и я, и Вы солидарны в том, что Ж. А. Коваль достоин почтения за, как Вы совершенно справедливо выразились, «тот вклад, который внес он, решая поставленные перед ним задачи в нелегкий для страны период», будут найдены организационные решения поставленных мною вопросов, причем для этого нам не придется ещё раз беспокоить Сергея Борисовича Иванова». [257]
Сегодня я понимаю, что слова Н. Н. Бойко о том, что «время рассказать общественности о деятельности Коваля Ж. А., связанной с работой в разведке, пока еще не наступило» были не только «формальной отпиской», как казалось мне тогда.
Юридическая обоснованность моих требований о допуске к архивам совершенно очевидна. И будь на то добрая воля, в моё распоряжение должны были быть представлены многие важные для настоящей книги документы. Однако, и у Н. Н. Бойко были не надуманные причины ограничить мою активность.
Даже сейчас, после «раскрытия», как нам представлено официально, важнейших эпизодов деятельности Коваля-разведчика, за что он и был удостоен звания Героя РФ в середине «нулевых годов», у профессиональных историков Советского атомного проекта остались сомнения – исчерпывает ли это его вклад в формирование главных ветвей развития мировой истории середины XX века.
Вот что много позже написал мне один из них:
«Вообще история Вашего учителя удивительно загадочна, поскольку упоминание его главой страны и награждение спустя 60 лет высшей наградой никак не вписывается в историю атомной разведки. Мне почему то кажется, что помимо истории с Манхэттенским проектом, он оказался вовлечен во что-то не менее, а возможно и более, важное, но при этом неизвестное публике. И было очень важно именно в нулевые годы дать знать за океан, что эта тема по-прежнему важна, жива и люди, которые в ней участвовали, получают даже посмертно высочайшие оценки. Вот это похоже на реальность». [258]
Но, повторяю, тогда, в 2006 году, возможная обоснованность аргументов «помощника Начальника Главного Управления Генерального штаба ВС РФ» мною не рассматривалась.
Не учитывал я и психологию адресата, перечисляя героев-разведчиков из когорты «конкурирующей конторы» – КГБ. Это для меня, полного тогда дилетанта в истории спецслужб, не было разницы – к какому ведомству принадлежит атомный разведчик-герой. А для «высокого чина» ГРУ это перечисление было «солью на раны» и отнюдь не способствовало налаживанию конструктивных и доброжелательных отношений.
И после получения первого ответа из ГРУ я продолжал «гнуть свою линию», и, естественно, на эти мои новые аргументы у Н. Бойко ответ был тот же:
«Позиция Главного Управления Генерального штаба Вооружённых Сил Российской Федерации по этому вопросу остаётся прежней – раскрытие материалов о Ковале Ж. А., как сотруднике военной разведки, на сегодняшний день является преждевременным, так как может нанести ущерб интересам Российской Федерации и отдельным гражданам, что соответствует нормативно-правовым актам Российской Федерации, определяющим доступ исследователей к архивным документам Министерства обороны (приказ Министра обороны Российской Федерации от 4 июля 1996 года № 270, [259] статья № 264 «Документы, хранящиеся в архивах Вооружённых Сил Российской Федерации, представляются для использования, кроме тех, использование которых может нанести ущерб интересам Российской Федерации и отдельных граждан»). [260]
Наша переписка на этом не прекратилась. Однако, поскольку позиции сторон были твёрдыми (моя – «Пустите, я имею право!», а Н. Бойко – «Право имеете, но не пущу
