На берегу я встретил нашего подрывника подполковника М.К.Шевчука.
— Приглашаю тебя завтра на интересное зрелище, — сказал он. — Взорвем сразу кучу тонн тротила, приезжай к десяти часам.
Выехал на Опытное поле вместе с Горячевым. Для меня, никогда не видевшего подобного взрыва, это действительно было лишь зрелище. Но специалисты, выставившие макеты защитных сооружений, прибористы и военные медики проводили свои исследования. С замиранием сердца мы наблюдали с расстояния не менее километра, как смелый мастер пиротехники что-то там делает — то на самой верхушке целой пирамиды взрывчатки, то внизу, потом бежит к машине, тащит что-то, потом опять лезет на самый верх… Малейшая ошибка — и может произойти непоправимое, и от подрывника ничего не останется. От этой мысли словно иголочками покалывает спину.
На наблюдательном пункте собралось человек двадцать. Я почувствовал себя совсем лишним человеком, когда к НП подъехал на машине незнакомый мне пожилой полковник. Начальник полигона, не стесняясь в выражениях, буквально прогнал его. Полковник торопливо удалился.
Наконец приготовления были закончены. Шевчук сел в кабину грузовой автомашины и направился к нам. Подъехав к Енько, доложил, что к взрыву все готово.
— Давай! — приказал генерал.
Шевчук взмахнул белым флажком. Земля под нами дрогнула, и на том месте, где была гора взрывчатки, блеснуло пламя. Во все стороны метнулись какие-то ошметья и, как при замедленной киносъемке, стало подниматься и шириться черное облако. В нем все нарастала белизна, а вскоре облако и вовсе стало белым. А тем временем к нам бежала, подминая высохшую траву, ударная волна. Достигнув наблюдательного пункта, она шарахнула, как из пушки, и заставила даже генерала схватиться за голову. У некоторых офицеров сдуло с головы фуражки.
Такой экспериментальный взрыв на полигоне совершался не впервые — для проверки ударной воздушной волны и сейсмических толчков. Одновременно решали свои задачи специалисты по защитным сооружениям, прибористы и медики, выставившие несколько животных.
На месте взрыва нас встретили жалобным лаем собаки. Многие уцелели и радовались появлению человека.
Военные инженеры снимали измерительные приборы, делали замеры обвалов убежищ и земляных валов, фиксировали на бумаге степень разрушения макетов домов, щитов, перекрытий. В этом большую помощь исследователям оказал бы простой фотоаппарат, но препятствовало лишь одно слово: «Запрещено».
Я не выставлял на своей площадке объекты, но даже беглый осмотр разрушений позволял представить, что могло случиться, если бы здесь оказались техника, склады, имущество тыла.
«Клевок» и его последствия
Время от времени на полигоне испытывались небольшие атомные бомбы, площадки для которых нашим отделом не готовились, и мы до самого последнего момента ничего не знали о предстоящих взрывах.
В теплое весеннее утро я шел в штаб. Неожиданно вдали блеснуло, потом через довольно продолжительную паузу грохнуло и покатилось за Иртыш, в сосновый лес, громовым раскатом. Малыши во дворе с визгом бросились к подъезду одноэтажного зданиям, и скверик замолк. Нет, не обычного раската небесного испугались дети. Я видел однажды, как в полдень все заволокло вокруг, погремел гром, а дождя все не было, и дети не прятались, а прыгали, протягивая вверх руки, прося у тучи влаги. Как они почувствовали в этот раз, что над ними прокатился не гром, а звук страшного взрыва?
В конце мая у нас появились бывший начальник полигона генерал С. Г. Колесников, ставший заместителем у В. А. Болятко, и полковник А.А.Осин, тесно связанный с подготовкой очередного испытания. Это означало, что ожидается новый взрыв. Вслед за ними прибыли из Москвы и мои помощники — специалисты служб тыла.
В этот раз что-то необычное ожидалось на полигоне. Появилось много незнакомых офицеров, приехало больше, чем всегда, людей в штатском. Для гостей отвели новый дом, готовый для заселения. В гостинице мест не хватало.
Офицеры дорожной службы решили дополнительно построить на нескольких площадках участки трасс с необходимым оборудованием, устанавливали знаки и заправочные колонки.
Представители продовольственной службы привезли образцы новых упаковочных материалов для
продуктов питания и выставляли свои многочисленные экспонаты в разных вариантах на открытых местах и в сооружениях. Доставили несколько тонн кускового сахара, но мы уже отмечали в отчетах, что при взрыве атомной бомбы он не получает наведенную радиоактивность и остается вполне пригодным для употребления, если внутрь упаковки не попадает пыль или зараженная вода.
Начальник фортификационного отдела подполковник Вершинин, в ведении которого находились разнообразные укрытия полевого типа, предупреждал: «Съедят лисы сахар, колбасу и сыры…» Но мы все же рискнули, поместили на нескольких площадках все. Уцелело мало. Нечистые на лапу «лисы» утащили продукты вместе с тарой.
Подготовились мы не так богато и технично, но внешне броско. Много выставили манекенов, всевозможных емкостей с горючим, тысячи лоскутов тканей, стеклянную, алюминиевую, пластмассовую посуду и т.д. Это не случайно. Намечался наземный взрыв, как говорили на полигоне, — «клевок». Бомба, сброшенная с самолета, должна была взорваться при ударе о землю. Радиоактивность ожидалась высокая. Конкретно мы не знали ни мощности, ни начинки бомбы, но расчеты делали, исходя из двухсот тысяч тонн тротила.
Офицеры полигона и несколько представителей из Москвы приехали на возвышенное место слева от КПП. Мы называли тот необорудованный участок «пупом». Погода стояла солнечная и почти безветренная. Настроение у всех боевое, у некоторых почему-то даже радостное.
Военных строителей, живших в землянках за Опытным полем, перевели в безопасные районы. Все мы уже знали, что на полигоне появился И.В.Курчатов со своими помощниками.
Старожилы полигона вспоминали, как на первый водородный взрыв в 1953 году приезжали маршал Советского Союза А.М.Василевский и главный маршал авиации П.Ф.Жигарев. Василевский любил удить на берегу Иртыша, где для него соорудили небольшую беседку.
Однажды там произошла «несанкционированная» встреча с ним жен офицеров. Сначала ласково поздоровались, пожелали хорошего улова, а потом прямо изложили маршалу свои нужды и просьбы: в магазинах чаще пусто, чем густо, молока нет, мясо бывает только зимой, и редко, фруктов нет. Когда привозят одежду, ковры, книги, то все идет сначала руководству и хозяйственникам, и только что останется после этого — остальным жителям городка. Пожаловались и на плохое жилье.
