Тот, кто придумал мир, Позабыл,
Что где-то есть я, и нет тебя, Где-то у края. Значит мне пора В никуда.
Время к пяти - время идти, В сумерках тая.
Я возьму с собой Только то,
Что не отнять и не продать - Горсть воспоминаний. Заигрались мы в шлюх и пьяниц, Примет ли нас, простит ли нас Блудную стаю?
Пес скребется дверь - Умный зверь
Где-то бродил шесть долгих зим, Как тебя не стало. Верю, что где-то там Будет дом нам
С запахом щей, тех детских дней И горбушкой хлеба.
Снилось, будто ты позвала. Путь недалек, но есть огонек Где-то у края.
Ну, а если вдруг ничего Нет там вокруг? Черный паук и ночь слепая... Предрассветный туман устилает Полем кровать, смысла нет спать Уже светает...
Налейте собаке рюмку вина - Пускай вам расскажет, с кем прожила она, Пускай скажет вам, как его любила, Пускай вам покажет, где его могила.
Налейте котейке водки стакан - Пускай вам расскажет свой жизненный план, Пускай вам расскажет, с кем дрался он в детстве, Пускай вспомнит ту, что жила по соседству.
Налейте барбосу фужер коньяку - Пускай вам покажет, с кем служил он в полку, Пускай скажет вам, как работать хотел, Пускай скажет вам, отчего поседел.
Налейте сломанной кукле коктейль - Пускай вам расскажет, чем дышит бордель, Пускай скажет вам, зачем красят губы, Пускай вам покажет, кто кого любит.
Налейте артисту утренних зорь - Не каждый Киркоров, не каждый Кобзон; Пускай вам расскажет, к чему он стремился, Пускай вам расскажет, зачем он.
Налейте старухе рюмку вина. Налейте бродяге водки стакан. Налейте банкиру фужер коньяку... Налейте красавице модный коктейль. Ну а артисту утренних зорь... Налейте.
По тропинке вниз скакала отрубленная голова И напевала очень грустную песенку. Где-то в лесу с ней воем перекликалась сова. И раскрашивалась красной лентой к плахе лесенка.
Вздремнул топор после вечерней работы, Уткнувшись носом в окровавленный пень. Палач разложил ужин: чёрный хлеб и шпроты. Жевал и смотрел, как распускалась сирень.
На ощупь поплёлся безголовый бедняк Искать на кладбище свободное место. Его не пугал ни уличный кромешный мрак, Ни запах пекарни сдобного теста.
Сейчас он всех был несчастнее на свете, Хотя ничего ценного не было в той голове. В неприкрытую шею задувал свежий ветер. Спотыкаясь, он брёл по зелёной свежей траве.
«Кому так насолил? - обратился к нему прохожий, - Проигрался в кости, а потом горько пил? И у меня, поверь, был случай схожий.» Прищурился и облако табачного дыма пустил.
«У меня лучший товар и широкий выбор, Давай не стесняйся, выбирай поскорей, И сразу отметим - есть яблочный сидр. Ну, выбирай же! И жизнь пойдёт веселей»
Безголовый стал примерять все подряд, Выбирая цвет глаз, улыбки и белые зубы, Дошёл до последней - и стал возвращаться назад. А в тёмном углу двигались в заклинании хозяина губы.
«Ну, что? Выбрал? Теперь надо платить!» И вздрогнул от слов новой головы обладатель. «Да, ладно. Забудь всё, отныне будешь мне служить, С этой минуты я - твой Бог, властелин и спасатель!»
Бедняга попятился, не веря своим новым глазам - Дьявол в огненной маске пред ним возвышался. Надеялся, что пришёл конец его страданиям, слезам, Но так, как сейчас он ещё не ошибался...
Ужас сковал его жалкое тело,
Упал на колени и голову попытался сорвать,
Но она так сильно к нему прикипела.
И ему пришлось слугой дьявола стать.
Его душа черствела и лишалась волнений,
И он стал подыскивать себе палача,
Искал на улицах и в газетах, среди объявлений.
Отчаявшись, решил прибегнуть к услугам врача.
Надев маску и плащ с капюшоном,
Весь день он скользил в тенях старых домов,
Чувствовал себя одновременно шпиком, и шпионом,
И непослушным ребёнком, без спроса покинувшим родительский кров.
«Три раза стучать», - табличка гласит на двери, И сам доктор Ф. её отворил. Гость стал умолять, чтоб ему тот поверил, Рассказав перед этим, что он натворил.
«Шутки с дьяволом всегда боком выходят? - Глядя в окно, врач отвечал? - Таких, как ты, ко мне много приходят, Но очень немногим я помогал.
Вопрос не в деньгах, не в страхе, не в совести, - Оставаясь неподвижным, врач продолжал, - Мне так же не нужно ни славы, ни почести. «Не навредить» - когда-то я клятву давал».
«Пришёл к тебе я за помощью. Хотя и звучит всё это, как бред, Прошу: отрежь эту проклятую голову. Не нанесёшь ты этим мне вред».
Доктор зажмурился, взяв прозекторский нож, Перекрестился и сделал пациенту знак: «Надеюсь, всё это не дьявола ложь, И моя душа за тобой не провалится в ад».
Голова отскочила, брызнув пеной из рта, На простынь хлестала алая кровь. Безголовый поднялся и, как тогда, На ощупь на кладбище поплёлся вновь.
Он хотел всего лишь себя закопать, Чтобы покоилась его душа с миром, Или переродиться и хотя бы кошкой стать, Или даже дырявым швейцарским сыром.
Так и закончился бы этот рассказ,
Если бы не принципиальность одной особы.
Решил попробовать он ещё раз,
Душой безголового овладеть чтобы.
И вдруг оступился бедняк и в колодец открытый Провалился и падал до самого дна, А там, в плаще из заблудших душ сшитом, На огненном троне восседал сатана.
«Вижу, отказался от моего подарка. Но у безголовых нет глаз и мозгов, И все старания твои вышли насмарку. Глупо попался - вот побега твоего печальный итог.
Как ни пытайся, тебе не сбежать.
Нет места, куда от меня можно скрыться.
Ты не можешь мне даже соврать!
Так что придётся тебе просто смириться.
Запомни, ты теперь - слуга ада, Но на земле будешь срок отбывать. Наделю-ка тебя обликом мерзкого гада, И в этой роли станешь мне помогать».
Безголовый прижался к холодной стене, Почувствовав во всём теле слабость, Хотелось заплакать, но слёзы остались в той голове, И, как всегда, не хватило самую малость.
Сейчас наслаждался бы свежестью сырой земли И к майскому солнцу прорастал бы цветами, И пусть навеки остаться без головы, Но не заниматься бы подлыми дьявольскими делами.
Но вышло как раз всё по-другому: Безголовый принял внешность мерзкого гада, Получил задание: сживать со света любого, Кто противится воле всесильного ада.
Свободное время проводил в мрачных подвалах, Вспоминая прошлое, каким оно было: Азартные игры и пьянки в дешёвых барах, И как потом за это его жена стыдила.
От страшной болезни она умирала в муках, А он, вдрызг напившись, до дома не мог доползти.
Она сокрушалась о нерождённых детях и внуках, И умоляла небо самой наказание за всё понести.
Она ведь так сильно его любила, И готова была вечно за него страдать, А он не понимал. И небо ему отомстило, Решив самый страшный на свете урок преподать.
Он столетиями в мыслях себя изводил, Сгнивал в уродских гримасах на дне подземелья И, как бы сильно он не просил, Так и не получил за свои грехи прощения...
