Через неделю Шлиман, ободренный и уверенный в успехе, был в Микенах.
Прежде всего, нужно было открыть вход на акрополь, а стене были грандиозные ворота, украшенные двумя вздыбленными львами. Но лишь верхняя часть ворот виднелась из-под земли, наросшей за два тысячелетия. С Львиных ворот и начал Шлиман.
Откапывая ворота, рабочие наткнулись на огромные камни, очевидно упавшие с верхней части стены. Верный себе, Шлиман тотчас нашел объяснение: они, вероятно, были сброшены микенцами на аргосцев, штурмовавших акрополь.
Таков уж был этот человек: он немедленно заставлял говорить немые предметы старины; воображению его было достаточно обломка каменной плиты, чтобы воссоздать яркие и часто даже правдоподобные! – эпизоды прошлого.
Забавную каморку в стене откопали рабочие рядом с Львиными воротами. Шлиман назвал ее жилищем привратника. Высота каморки – четыре с половиной фута. По этому поводу Шлиман замечает: «В героическую эпоху комфорт был незнаком, в особенности рабам, и поэтому его отсутствия не замечали».
Греческое правительство разрешало Шлиману вести раскопки только в одном месте. Но едва начались первые находки, как Шлиман забыл все формальности и обещания. Уже смутно вырисовывалось перед ним будущее величие картины возрожденных Микен. Ни одна черта в этой картине не должна была пропасть.
Пока одна группа рабочих откапывала гигантскую каменную плиту, служившую «порогом» Львиных ворот, другая была брошена на расчистку «сокровищницы Атрея», а третья копала внутри самого акрополя.
Археолог Стаматаки, которого афинское археологическое общество командировало для наблюдения за работой Шлимана, сбился с ног. Он старательно вел дневник, пытался систематизировать находки, но решительно не успевал следить одновременно в нескольких местах. Стаматаки требовал сократить объем раскопок. Шлиман только отмахивался. Стаматаки писал жалобные письма министру просвещения. Шлиман, в свою очередь, жаловался, что Стаматаки своими невежественными придирками мешает работать, и грозил бросить раскопки.
Но темпа работ не замедлял ни на минуту.
«Сокровищница Атрея», по рассказам, была вскрыта еще в начале XIX века неким турецким пашой. Говорили, что там нашлось бесчисленное множество золота и драгоценностей. Тем не менее Шлиман тщательно раскопал ее (лишнее доказательство того, что он не был «золотоискателем»). Оказалось, что это – роскошно построенная гробница, или, точнее, усыпальница. Выложенный камнем наклонный вид, вроде траншеи, ведет к ее двери, находящейся ниже уровня земли. По сторонам двери сохранились следы богато орнаментированных колонн. Сужающийся кверху вход перекрыт цельной каменной плитой длиной в восемь с половиной метров и шириной в пять метров. Эту плиту специалисты считают самым большим обработанным камнем в Греции.
Интересная черта: чтобы неимоверная тяжесть стены не слишком давила на эту «балку», зодчие микенской древности оставили в кладке над плитой треугольное «окно», которое было когда-то заполнено легкой орнаментированной плитой. Эта плита не сохранилась, на ее месте в пустом треугольнике выросло деревцо. Тот же строительный прием применен и в конструкции Львиных ворот. Уже одно это заставляет думать, что строители Микен стояли на относительно высоком культурном уровне.
Толос оказался гигантским куполом в шестнадцать метров высотой. Внимательно осмотрев стены, Шлиман нашел правильные ряды дырочек в камнях. Оказалось, что вся внутренняя поверхность толоса была когда-то украшена бронзовыми розетками, которые прикреплялись к стенам гвоздиками.
Из большого купола узкий и низкий ход вел в меньшее помещение высотой в семь метров, высеченное в скале.
Чтобы составить себе полное представление об этих постройках, нужно было еще раскопать другой толос, в котором не хозяйничали руки турецкого паши. За эту работу взялась Софья. Она самостоятельно руководила раскопками второго толоса и сделала это очень бережно и тщательно.
Найденные во втором толосе остатки погребения с несомненностью доказали, что легенда о «сокровищницах» ни на чем не основана.
Сам Шлиман сконцентрировал все свое внимание на давно облюбованном месте внутри акрополя. Еще два года назад он убедился, что особенно много щебня и «культурных наслоений» накопилось в обширной неглубокой впадине справа от Львиных ворот. Сюда было брошено большинство рабочих. Уже первые дни дали необычайно богатые результаты. В откопанной земле Шлиман нашел множество раскрашенных статуэток, глиняных кубков, веретенных подвесок, бронзовых ножей, железных и стеклянных предметов.
Особенно удивили Шлимана статуэтки. В них ничто не напоминало пластические скульптуры Греции эпохи расцвета. Это были маленькие фигурки, изображавшие большей частью женщин и коров. И те, и другие могли быть изображением «волоокой Геры», богини, считавшейся покровительницей Микен. Сделаны были статуэтки так, как в наше время лепят только дети и, пожалуй, кустари-игрушечники: неправильно, очень условно – и с поражающей экспрессией, выразительностью. Так же выразительны и условны были рисунки на найденных черепках ваз. В наше время они кажутся даже карикатурными.
Этот стиль не имел ничего общего с классическим греческим искусством. На вазы с примитивной росписью, найденные в доисторических городах Трои, микенская керамика тоже была не похожа.
Шлиман уже чувствовал, что открывает нечто совершенно новое, не известную доселе культурную эпоху.
25 августа была откопана надгробная стела, покрытая чудесными архаическими орнаментами и барельефами. А где надгробие, там и могилы.
Тут нелепое обстоятельство на добрых две недели прервало течение работы. Бразильский император дон Педро II совершал поездку по Европе и вздумал посетить Трою. Шлимана вызвали туда телеграммой.
Он поехал. В глазах «публики» внимание коронованного экскурсанта к Трое много значило. Однако задача оказалась на редкость неблагодарной. Дон Педро с императорским великодушием слушал объяснения Шлимана, но глаза его грустно блуждали по непонятным и скучным нагромождениям каменных развалин. Чтобы воодушевить слушателя, Шлиман повез короля в деревушку Еникей, к местному лавочницу Коловосу.
Это была личность замечательная. Безногий от рождения, Кодовос никогда не выезжал из родной деревни. Он не получил никакого школьного образования. Тем не менее, он самоучкой изучил французский, итальянский и древнегреческий языки и прочитал всех античных классиков. Память его поражала: он наизусть декламировал целые песни «Илиады». По вечерам к нему в лавку собирались односельчане и слушали его бесконечные рассказы о древних героях.
