Среди гостей Столешников были и знаменитые актеры, и театральные плотники, и даже просто переписчики пьес и ролей, ютившиеся в ночлежках Хитровки. «Я был человеком театра», — сказал о себе в предисловии к своей книге «Люди театра» В. А. Гиляровский. Это действительно так. Не театр, а именно люди театра буквально смолоду и до последних дней жизни привлекали, манили, интересовали Гиляровского. Многие из них отвечали Гиляровскому такой же симпатией и неудержимо тяготели к Столешникам. Они любили посидеть здесь часок-другой за дружеской беседой, за стаканом крепкого чая или бутылкой виноградного вина.
Совсем юным попал Гиляровский в театр. Он был актером на малых ролях, но тесно общался с такими крупнейшими актерами, как М. Н. Ермолова, В. П. Далматов, М. И. Писарев, В. Н. Андреев-Бурлак, А. И. Южин.
Искренние дружеские отношения установились у Гиляровского с А. А. Бренко, много сделавшей для демократизации русского театра. Через нее Гиляровский узнал многих крупнейших деятелей театра, укрепил с ними связи. Были в характере и натуре Гиляровского и какие-то особые черточки, притягивавшие к нему людей театра, заставлявшие их с искреннейшей радостью приветствовать его на улице, за кулисами сцены, в столешниковской квартире.
Как шутили тогда, все пути к московским театрам — Большому, Малому, Корша, Леонтовского, Солодовникова, Интернациональному на Никитской, к циркам, актеров которых страстно любил Гиляровский, к Художественному и Камерному — неизбежно проходили через Столешники. Многие из актеров попадали сюда, по выражению Владимира Алексеевича, волей-неволей.
Столешники и их радушный хозяин пользовались симпатиями не только крупнейших актеров, но и рядовых театральных работников. Любили и всегда приветливо встречали Гиляровского капельдинеры. Некоторые из них охотно угощались из его табакерки. Этому обычаю подражал и остальной технический персонал — плотники, сторожа, осветители, пожарные, оркестранты и даже дежурные полицейские чины. Последние всегда услужливо помогали Гиляровскому пройти в театр во время неимоверного скопления публики, когда объявлялись шаляпинские или собиновские спектакли или спектакли с участием зарубежных гастролеров.
Наиболее долголетние, крепкие и тесные связи были у дяди Гиляя с артистами Малого театра. В значительной мере это объяснялось тем, что Гиляровский с юных лет был связан с Марией Николаевной Ермоловой, дружил со «стариками» — опорой театра — семьей Садовских, О. А. Правдивым, А. П. Ленским и А. И. Южиным, а также с другими актерами этого старейшего московского театра, где бережно хранились традиции М. С. Щепкина, Н. X. Рыбакова и их могучего литературного вдохновителя — Александра Николаевича Островского.
Наиболее близок к Столешникам был Александр Иванович Сумбатов-Южин. Прекрасный актер и обаятельнейший человек, Сумбатов-Южин часто заходил сюда по пути в театр или обратно домой в Палашевский переулок. Чуть ли не каждодневно Гиляровский и Сумбатов-Южин встречались в литературно-художественном кружке на Большой Дмитровке, где Южин с давних времен директорствовал и пытал счастье за карточным столом. Встречались они и в редакции «Русской мысли», на обедах у В. М. Лаврова, в редакциях других газет и на разного рода литературных собраниях, постоянно устраиваемых московской художественной общественностью.
Во время посещений Столешников — иногда очень коротких, иногда, особенно после окончания спек такля, продолжительных — Сумбатов-Южин запомнился остроумным и порой язвительным, всегда собранным, волевым, хорошо осведомленным в вопросах театра, литературы, во всем, что кровно его интересовало. Он рассыпал верные, тонкие замечания, делился своими наблюдениями, умел точно оценить события художественной жизни. Наиболее пристальный интерес Сумбатова-Южина вызывали, естественно, события театрального сегодняшнего дня или то, что намечалось на завтра. Любопытны были его оценки постановок, игры актеров, анализ их удач и срывов. Много разговоров вызывали постановки Художественного и Малого театров, их «соперничество».
— Антон (Чехов), конечно, хорош, что и говорить, — обращался Гиляровский к Сумбатову-Южину, — он крепко обосновался в театре на Камергерском. Его не сдвинешь с места.
— Да, — соглашался Александр Иванович. — Ни Ибсен, ни Гамсун, ни Гауптман Чехову не страшны. А Косоротов и Карпов тем более!
— Игрой берите, Александр Иванович, — вставляла иногда Марья Ивановна, большей частью молчаливо слушавшая разговоры. — Я уже не говорю про Марию Николаевну (Ермолову), Гликерию Николаевну (Федотову), Ольгу Осиповну (Садовскую), если вспоминать женскую половину вашего театра.
— Молодежь у нас солидная — Яблочкина, Лешковская, и поросль сильная пробивается: Пашенная, Гоголева.
Много разговоров вызвало решение А. П. Ленского изменить курс Малого театра, приспособить текущий репертуар к требованиям современности. Вероятно, немаловажное значение для такого решения Ленского имел все возраставший успех Художественного театра.
Хорошо сохранилось в памяти одно вечернее чаепитие, когда за столом случайно оказались А. И. Сумбатов-Южин и Вл. И. Немирович-Данченко. В жизни это были закадычные друзья, но в искусстве их позиции расходились.
— Не надо браться Александру Павловичу за театрально-административные дела, — сказал Владимир Иванович, поглаживая рукой холеную бороду. — Не его это дело! Сожжет его эта работа, не по нему она.
Он артист и только артист! Преподавание — другое дело! Осуществить реформы в таком десятилетиями слагавшемся организме, как Малый, не под силу, да и надо ли это?
— Да, ты прав, Владимир Иванович, — сказал Сумбатов-Южин. Не один вечер — и у Ленского и у меня — говорили мы на эту тему. Он мне напоминает христианского мученика, решившего пожертвовать жизнью в надежде, что это принесет пользу любимому театру.
— На меня Александр Павлович произвел такое же впечатление, — добавил Гиляровский. — Передо мной был не великолепный актер, а человек, сознательно решившийся принести себя в жертву, человек без малейшей веры в то, что его усилия принесут хоть какую-нибудь пользу.
— Ну и схороним Ленского… Русский театр потеряет превосходного артиста, а мы вернейшего друга, с которым не один десяток лет встречались на подмостках сцены, — сказал Сумбатов-Южин. — А Малый театр останется, как и был, и, я верю, останется таким надолго…
Я глубоко верю, — продолжал Александр Иванович, — что традиции Малого будут жить, потому что основы их заложены Щепкиным, Ермоловой и другими великими мастерами сцены, потому что мы — театр Островского.
В одной из бесед о путях Малого и
