— Джинджер, — ответил офицер, — разве я не говорил вам, — и очень часто — что красть нехорошо?
Негритенок рассмеялся и исчез. И в полном соответствии с достойным Сэма Уэллера «случайным стечением обстоятельств», именно в тот вечер мы наслаждались тушеным гусем.
Живописность нашего лагеря сделала этим дикие и красивые места еще прекраснее — особенно, если взглянуть на него вечером, с вершины ближайшего холма. В глубоких ложбинках мерцали сотни снежных палаток, освещенных светом лагерных костров, вокруг которых суетились довольно забавные человеческие фигурки. Приглушенные звуки голосов и приятных мелодий заполнили летний воздух.
У водопадов Канова-Ривер раскинулась на полмили. Естественная плотина — сто ярдов шириной и в тридцати футах над водой, слегка под углом простирается поперек русла — гладкая поросшая в некоторых местах коричневым мхом серая скала.
Главный водопад ближе к южному берегу, он полукруглой формы, триста или четыреста ярдов длиной, и с каскадным спуском, высотой в тридцать футов. Выше края вода темная, зеленая и блестящая, но на самой кромке она полупрозрачная, а потом, падая вниз и пенясь на скалах, она, в конце концов, заканчивает яркой вспышкой снежной белизны. Перед исчезновением в кипящем котле, она разбивается на отдельные мощные струи и далеко летят от них огромные сгустки белой пены. А выше водопада спокойная и сияющая, она тянется на целую милю, а потом река внезапно поворачивает, и она исчезает. Вид завершает высокая, поросшая густым лиственным лесом гора, украшенная довольно смело устроенным на одном из ее крутых отрогов засеянным кукурузой полем. На небольшой полянке у ее подножия — белый фермерский дом с низкой, покатой крышей и старомодными дымовыми трубами. Его почти не видно из-за кленов и высоких черных тополей.
В двух милях выше водопада река разделяется на два основных русла — Нью-Ривер и Голи. «Hawk's Nest» — «Ястребиное гнездо», что недалеко от места их слияния, очень романтичное место. Здесь мы и остановились. Уайз сумел избежать захвата. В нашем распоряжении имелось 5 000 солдат — недисциплинированных и недовольных. Генерал Кокс тогда еще только недавно покинул Сенат штата Огайо. После участия во многих сражениях, он стал отличным офицером.
Я прошел вдоль реки обратно в Чарлстон и обнаружил его крайне взволнованным. Послушный и разумный раб мулат, тридцати лет, никогда за всю жизнь не был наказан плетьми. Но однажды, по пути на сенокос, его новый надзиратель, желая поторопить его, начал бить его кнутом. Но мулат лишь угрожающе покачал головой, когда хлыст тяжело опустился на его спину. Резко повернувшись к кучеру, он ударил его вилами, а затем сбросил на землю и раскроил ему череп. Надзиратель, огромный, атлетического сложения человек, вытащил револьвер, но прежде чем он успел взвести курок, гибкий мулат перехватил его и два раза выстрелил ему в голову, тем самым моментально убив его наповал. Забрав с собой оружие, раб бежал в горы, а потом в Огайо.
Сент-Луис, 19-е августа 1861 года
В эпоху дилижансов поездка из Цинциннати в Сент-Луис была очень грустным занятием, а в эпоху пароходов — очень утомительным. Нынешним летним вечером вы покидаете Цинциннати — и тихую долину Огайо — почти безграничные кукурузные поля Большого Майами (одна из них площадью около 1 500 акров), чьи неистощимые поля в течение пятидесяти лет производили этот основной сельскохозяйственный продукт — могилу и старый дом генерала Харрисона в Норт-Бенде — густые леса Индианы — Уобашскую долину — этот elysium [92] озноба и лихорадки, где тыквы называют «плодами» а заготовки для бочки — «деревом» — ровные, как стол прерии Иллинойса с его океанами кукурузы, небольшими рощами и абсолютно белыми деревнями — мутную Миссисипи — «Большую реку», как называло ее одно индейское племя — и, наконец, ранним утром — Сент-Луис, протягивает вам свои пыльные руки, чтобы поприветствовать вас.
Ни один внутренний город никогда не занимал такое положение. Здесь находится сердце непревзойденной долины, простирающейся от Скалистых гор до Аллеган, и от Великих озер до Мексиканского залива. Здесь — могучая река, которая протекает по территории в шесть раз большей, чем Франция и несет в себе воды из пятидесяти семи судоходных притоков. Даже дикари называли ее «Отцом всех вод», а первопроходцы-испанцы почтительно назвали ее «Рекой Святого Духа».
Сент-Луис, «с его цветущим молодым сердцем и старыми французскими ногами и рукам» — будет континентальным Нью-Йорком. И тот, кто сейчас еще ребенок, еще увидит его вторым по масштабу городом Америки.
Совсем недавно закрыли три мятежнические газеты. Редактор одной из них обратился к прово с просьбой разрешить ей продолжить работу, но отказался дать обещание, что на ее колонках больше не будет ничего нелояльного. Он очень почитал Конституцию и заботился о «правах гражданина». Прово ответил:
— Я не могу обсуждать с вами эти вопросы, я солдат и подчиняюсь приказам.
— Но, допустим, — возразил редактор, — вам прикажут меня повесить.
— Вполне возможно, — сухо ответил прово.
— Значит, вы подчинитесь такому приказу?
— Скорее всего, сэр.
Крайне недовольный, газетчик-сецессионист удалился.
Глава XIV
«…он умер,
Как будто в совершенстве научился
Он то, что драгоценнее всего,
Бросать, как безделушку» [93].
«В нужде и черт священный текст приводит» [94].
10-го августа возле реки Уилсонс-Крик, в двухстах сорока милях к юго-западу от Сент-Луиса, произошла самая тяжелая битва года. Здесь генерал Лайон настиг мятежников. Он снова и снова просил подкрепления, но Вашингтон видел только Вирджинию. Силы Лиона состояли из 5 200 человек. Согласно официальному рапорту Маккалока, противник под командованием Бена Маккалока и Стерлинга Прайса насчитывал более 11 000 человек. Лайон не отступил. Он думал, что это повредит Делу больше, чем сражение и поражение.
Накануне битвы одному из своих штабных офицеров сказал: «Я верю предчувствиям, и с того момента, как была запланирована эта атака, я чувствовал, что она закончится катастрофой. Но я не могу уйти отсюда без боя».
На пути к месту сражения он молчал и был полностью погружен в себя, но когда заговорили пушки, он четко и быстро отдавал свои приказы.
Вероятно, он решил, что не покинет поле до тех пор, пока не одержит победы. Так случилось, что еще до рассвета обе армии одновременно вышли навстречу друг другу. Они сошлись, и в течение многих часов волны битвы то прибывали, то снова отступали назад.
Небольшая армия Лайона сражалась очень храбро. Она состояла из самых лучших. Ниже приведен список — по памяти и, следовательно, неполный — некоторых офицеров, которые, получив здесь свою первую известность, впоследствии стали знаменитыми и уважаемыми повсюду:
Во время битвы капитан Пауэлл Клейтон из 1-го Канзасского волонтерского, отделившись от остальных наших сил, подошел к полку в форме, похожей на форму 1-го Айовского. Едва Клейтон построил своих людей рядом с этим новым полком, как заметил на плечах рядовых небольшие полоски красной ткани, обозначавших их как мятежников. С совершенным хладнокровием он отдал приказ:
— Пол-оборота направо, марш! Рядом с этим полком слишком мало места.
Благодаря этому маневру его рота вскоре имела не менее 50-ти ярдов между собой и полком мятежников, когда подъехал адъютант последнего, которому показалось, что что-то здесь не так. Он спросил Клейтона:
— Вы кто?
