Губернатор Магоффин и вице-губернатор Портер были ярыми мятежниками. Легислатура выделила очень крупные суммы на вооружение штата, но фактически отстранила губернатора, назначив для контроля над фондом и его расходами пятерых комиссаров-лоялистов.
В Луисвилле юнионисты тайно организовали «Лояльную лигу», — она со временем стала очень многочисленной, но сецессионисты не отставали — их тоже было очень много, они твердо держались своих убеждений и сложа руки не сидели.
5-го июня Руссо отправился в Вашингтон, чтобы получить полномочия для руководства войсками Кентукки. В Цинциннати он встретился с полковником Томасом Дж. Кеем, впоследствии судьей-адвокатом штата Огайо, который служил вместе с генералом Макклелланом. Кей был встревожен, и спросил, не лучше ли удержать Кентукки в Союзе с помощью голосования, а не силы. Руссо ответил:
— Едва мы проводим единодушное голосование и решаем вопрос, тотчас предлагается следующий. Пока мы голосуем, изменники собирают солдат, готовясь к захвату Кентукки и революции, как это случилось в других южных штатах. Наш долг — быть уверенными в том, что мы не оставлены на милость тех, кто изрубит нас на куски, когда у них появится такая возможность.
Кей возразил, что столь крутое решение погубит его. Затем Руссо был приглашен на разговор к командующему Западным Департаментом. Во время разговора Макклеллан заметил, что весь вечер накануне он провел с Бакнером. Руссо ответил, что Бакнер лицемер и предатель. Макклеллан, напротив, сказал, что считает его честным человеком. Они вместе служили в Мексике и дружили уже очень давно.
Потом добавил: «Но я сделал ему суровый выговор за его заявление, что он выгонит из Кентукки не только мятежников, но и федеральные войска».
— Что ж, сэр, — сказал Руссо, — другие времена, это только раньше считалось изменой — сражаться с армией Соединенных Штатов и навязывать войну национальному Правительству!
В Вашингтоне Руссо обнаружил, что полковник Кей, который весьма откровенно объявил о своей решимости противостоять его решению, приехал раньше него. Он поговорил с Президентом, генералом Кэмероном и мистером Сьюардом. На улице было жарко, и в течение всей беседы Кэмерон был без кителя.
Как обычно, перед тем, как приступить к делу, мистер Линкольн рассказал одну «маленькую забавную историю». Он сердечно пожал руку своему гостю и весело спросил:
— Руссо, а от кого вы узнали эту историю с сенатором Джонсоном?
— Эта история, господин Президент, была слишком хороша, чтобы остаться тайной. Джонсон сам рассказал ее мне.
Вот эта история. Д-р Джон М. Джонсон, сенатор из Падаки, написал м-ру Линкольну письмо — ярко и красочно, в традиционном для мятежников стиле. От имени суверенного штата он выражал свой торжественный и решительный протест против применения пушки в Кейро, заявив, что тем самым оружие фактически угрожало священной земле Кентукки!
В своем исключительно изящном и собственноручно написанном письме м-р Линкольн ответил, что если бы он раньше знал, что Кейро, штат Иллинойс, находился в сенатском округе штата Кентукки д-ра Джонсона, он, безусловно, не послал туда ни пушек, ни солдат! Как ни странно — поскольку среди наших «заблудших братьев» очень мало тех, кто обладает чувством юмора — Джонсон оценил шутку.
В то время как Руссо доказывал, почему необходимо собирать войска, он заметил:
— Я делал вид, что согласен с нейтралитетом Кентукки, но, обсуждая этот вопрос с народом, который словно стоял у некоей черты, я почти всегда «выбивал».
Этого слова не было в словаре Администрации. Генерал Кэмерон вопросительно посмотрел на м-ра Линкольна, который, похоже, употребил диалектное словцо своего родного штата.
— Генерал, — спросил Президент, — вы не знаете, что означает «выбить»? Ну, вот, когда вы играете в шарики, вы должны стараться выбить шарик из начерченного на земле круга, а и когда он вылетает за линию, это и называется выбиванием!
Кэмерон безоговорочно одобрил мобилизацию в Кентукки. М-р Линкольн ответил:
— Генерал, не надо спешить, вы знаете, что сегодня мы видели и другого человека, и мы должны действовать осторожно.
Руссо объяснил:
— Народ Кентукки верен Правительству. Я получу столько солдат, сколько захочу, но если мятежники поднимут войска прежде, наша молодежь вступит в их армию, их будут поддерживать и друзья и родственники, и, в конце концов, может так случиться, что штат выйдет из Союза. Нам крайне необходимо правильно управлять настроением нашего народа.
При следующем разговоре Президент показал ему следующие слова, записанные на обратной стороне одного из его документов:
«Если судья Пиртл, Джеймс Гатри, Джордж Д. Прентис, Харни, Спид и Баллардс, сочтут правильным создание войсковых подразделений для защиты интересов Соединенных Штатов на территории штата Кентукки, Лоуэлл Г. Руссо уполномочен сделать это».
— Как вы думаете, стоит так поступить, Руссо?
— Это хорошие люди, м-р Президент, верные люди, но, возможно, лишь некоторые из нас, родившиеся и выросшие в Кентукки, такие же верные юнионисты, как и они, знают штат не хуже них. Если вы хотите армию, я подниму людей, и армия будет. Если нет, или вы не уполномочиваете меня на это, что ж, тогда вопрос снят.
Наконец, при содействии м-ра Чейза, который неуклонно поддерживал эту идею, а также секретаря Кэмерона, полномочия были предоставлены.
Очень немногие кентуккийские лоялисты были тверды и искренни в своих убеждениях. Но в генерале Лесли Кумбсе соединились все их лучшие качества. В своем письме м-ру Линкольну, он отмечал: «Руссо лоялен и отважен, но слишком горяч, чтобы руководить таким делом».
После того, как Руссо с разрешением сформировать 20 рот вернулся назад, «The Louisville Courier», который лишь прикрывался тонким слоем лояльности, очень резко оценил это назначение. Даже «The Louisville Journal» смеялся до тех пор, пока в лагере не собралась половина полка.
Встреча ведущих лоялистов штата состоялась в Луисвилле, в офисе Джеймса Спида, впоследствии ставшего Генеральным Прокурором Соединенных Штатов. Гарретт Дэвис, Брамлетт, Бойл и большая часть других граждан Луисвилле были против. Они опасались, что из-за этого на предстоящих выборах верх одержат сецессионисты. Спид и Баллардс были за. Также и Сэмюэл Ласк — старый судья из графства Гаррард, который в течение всего времени обсуждения, стараясь сдержать себя, сидел совершенно спокойно, но потом вскочил, и с силой ударив кулаком по столу, воскликнул:
— Не должно быть двух полков, чтобы защитить наш старый флаг! Клянусь Богом, сэр, у него будет тридцать!
В конце концов, была принята резолюция о том, что, когда придет пора, никто не будет против того, чтобы Руссо провел мобилизацию и командовал войсками, но было бы крайне неразумно заниматься этим делом в Кентукки именно сейчас.
В значительной степени против своей воли и заявив, что еще никогда в жизни он не был так унижен, Руссо разбил свой лагерь на индианском берегу. После выборов некоторые сецессионисты, узнав, что он предложил перевести своих людей в Луисвилл, очень серьезно протестовали, умоляя его воздержаться и, таким образом, избегать кровопролития, которое, как они заявляли, в таком случае обязательно произойдет.
— Джентльмены, — отвечал он, — мои люди, как и вы — кентуккийцы. Я сам родился в Кентукки. Наши дома стоят на земле Кентукки. Мы организовали защиту нашей общей родины, а кровопролитие — это то, чему мы обучаемся. И если кто-нибудь из граждан Луисвилла сочтет разумным при нашем появлении устроить его, я скажу вам, как перед Богом — вы получите его в таком количестве, что вам его надолго хватит!
На следующий день его бригада спокойно прошла по городу. Позднее, после множества сражений, Руссо заслужил и славу, и две звезды — он был достоин и того, и другого.
Глава XIII
«…Гуденье войска долетает глухо,
И часовые могут различить
Враждебной стражи приглушенный шепот» [89].
