Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов - Александр Сергеевич Пушкин

(про которую даже и Вигель отзывается, что «во всем существе ее, в голосе, во взгляде было нечто неизъяснимо обворожительное») и о сестре ее, прекрасной «Светлане» (†1829 в Пизе). Судьба как будто нарочно захотела, чтобы последние месяцы жизни своей А. П. Елагина провела в Дерпте, возле заветной могилы.

Поселившись с 1814 года в Долбине, А. П. Елагина в первый раз стала жить самостоятельною жизнью хозяйки-помещицы. Несколько девушек воспитывалось у нее в доме. (Из них многим в Москве памятна дочь некогда известного книгопродавца и содержателя типографии Елисавета Ивановна Попова, скончавшаяся девицею в прошлом, 1876 году, отлично образованная, сердобольная и благочестивая: на ней отразились качества ее воспитательницы.) Дела по имениям и воспитание детей озабочивали молодую вдову. Две сестры ее около этого времени вышли замуж. В нее влюбился троюродный ее брат Алексей Андреевич Елагин [235], и она соединилась с ним браком 4 июля 1817 г., в городе Козельске. Елагин, бывший артиллерист, участник недавних походов, был человек благороднейших правил и живой любознательности. Довольно сказать, что в царствование Николая Павловича он поддерживал деятельную дружбу с сослуживцем и приятелем своим декабристом Батенковым, уже в зрелых летах выучился по-французски, а по-немецки читал германских философов с своими пасынками. Дети Киреевские были ему преданы, имея в нем попечительного вотчима. Будучи отличным хозяином, он вполне обеспечивал довольство семьи и многостороннее обучение детей. Крепкая дружба соединяла этих детей от обоих браков. К рождению старшего из них от второго брака, Василия (13 июня 1818 г.), приехал навестить Елагину в новом быту ее Жуковский из Москвы, где он тогда находился со двором, и в Долбине написаны стихи, которые он печатал для своей царственной ученицы известными тетрадками, под заглавием «Для немногих». Жизненный путь для него и для Елагиной в это время вполне определился: Жуковский начал свою долголетнюю педагогическую службу при дворе, Елагина повела счастливую супружескую жизнь.

Воспитание детей потребовало переезда на житье в Москву. Елагины поселялись у Сухаревой башни, в доме Померанцева. Впоследствии они купили себе (у известного по своим «Запискам» Д. Б. Мертвого) большой дом близ Красных ворот, в тупом закоулке за церковью Трех Святителей, с обширным тенистым садом и с почти сельским простором. Елагина с особенною любовью вспоминала про этот дом, где провела она около 20 лет сряду и где родились остальные ее дети: Николай (родился 23 августа 1822 г., умер 11 февраля 1876 г.), Андрей (родился 18 сентября 1823 г., умер 27 декабря 1844 г.) и отменно любимая Елисавета (родилась 1825 г., умерла 4 июля 1848 г.). Дом этот, отданный ею впоследствии И. В. Киреевскому [236], долго был известен московскому образованному обществу, всему литературному и ученому люду. Языков, поселившийся у Елагиных, вспоминает об этом доме, говоря о

Ум, обширная начитанность и очаровательная приветливость хозяйки привлекали сюда избранное общество. Даровитые юноши, товарищи и сверстники молодых братьев Киреевских, встречали в их матери самую искреннюю ласку. Тут были князь Одоевский, В. П. Титов, Николай Матвеевич Рожалин (знаток классических языков), А. И. Кошелев (друг И. В. Киреевского), С. П. Шевырев, А. П. Петерсон, М. А. Максимович, Д. В. Веневитинов, А. О. Армфельдт, архивные юноши С. А. Соболевский и С. С. Мальцов (свободно писавший по-латыни). А. П. Елагина необыкновенно как умела оживлять общество своим неподдельным участием ко всему живому и даровитому, ко всякому благородному начинанию и сердечному высокому порыву. Ее любимцем в то время был вдохновенный Языков, особенно дружный с П. В. Киреевским. На одном из ужинов она надела ему на голову венок из цветов. В доме у Красных ворот устраивались чтения, сочинялись и разыгрывались драматические представления, предпринимались загородные прогулки, описывались в стихах, например, странствование к Троице-Сергию. Языков сделал стихотворный отчет этому пешему многолюдному хождению, а Армфельдт, тоже в нем участвовавший и на одной из стоянок до того заспавшийся, что принуждены были будить его и закидали орехами, рассказал этот случай в привычном ему шутовском тоне:

Из языковского описания сохранились в печати прекрасные стихи о происхождении мытищинского ключа. Живая, грациозная шутка была достоянием елагинской семьи и в особенности представителя ее, Алексея Андреевича [237]. Жуковский и Языков ввели туда А. С. Пушкина, который полюбил старшего Киреевского и упоминает о нем в своих отрывочных «Записках». Дом А. П. Елагиной сделался средоточием московской умственной и художественной жизни. Языков совместничал с «княгинею русского стиха» К. К. Павловою, тогда еще девицею Яниш, удостоенною внимания со стороны Гете и приехавшего (в Москву на пути в Сибирь) Гумбольта. Пародировались известные стихи «Бахчисарайского фонтана»:

П. Я. Чадаев являлся на воскресные елагинские вечера. Возвращенный из ссылки Баратынский был у Елагиных домашним человеком и целые дни проводил в задушевных беседах с другом своим старшим Киреевским. Погодин сердечно привязался к Елагиным. Молодой Хомяков читал у них первые свои произведения. Рядом с забавами и «Вавилонскою принцессою», большою шуточною пьесою (из которой отрывок о судьбе Трои, принадлежащий И. В. Киреевскому, напечатан в «Деннице» Максимовича), шло серьезное учение. Лучшие профессора университета давали уроки братьям Киреевским.

Около 1830 г. они отправились в Берлин и Мюнхен доканчивать ученое образование, и по возвращении оттуда старший Киреевский предпринял издание ежемесячного журнала «Европеец»; но, как известно, его вышло всего две книжки [238]. Тогдашнему шефу жандармов, графу Бенкендорфу, усердные ревнители указали на несколько строк, направленных якобы против немцев, и, несмотря на все хлопоты Жуковского, «Европеец» был запрещен. Жуковский огорчился до того, что перестал ходить на свою должность [239], думал совсем удалиться от двора и покорился лишь кротким настояниям императрицы Александры Федоровны. Государь [240] встретил его и милостиво приказал забыть неприятность. Это было великим событием в жизни Елагиных: молодой, высокодаровитый издатель ушел в самого себя и в печать явился уже много лет спустя, с совершенно новым умонастроением, которое нашло себе гениального борца в А. С Хомякове и имело столь важные последствия в истории русского просвещения.

Из той поры А. П. Елагина любила вспоминать три лета, проведенные в прекрасном Ильинском (1831, 1832 и 1834 г.) и дачную жизнь свою в юсуповском селе Архангельском, где она жила среди цветов и срисовывала картины из славной княжеской галереи. Мы мало знаем подробностей о следующих двух годах ее жизни, проведенных за границею,