— Приказ командира — закон, — вырывается у меня со вздохом.
— Вот и хорошо. А крылья крепнут в полете. Мне тоже нелегко. Сколько прослужили и провоевали вместе! Но военная служба, особенно на войне, не считается с нашими привязанностями и симпатиями. Мы должны быть там, где это необходимо. Ведь так?
Командир говорил убедительно и веско. Я понимал всю правоту его решения.
…Мы вылетали на все направления. Ратный день завершался, когда над аэродромом опускались сумерки. Хваленые вражеские «бриллиантовые» эскадры с каждым днем таяли, уменьшаясь количественно, меняясь качественно.
В полк прибыло пополнение девушек. Как-то вечером молодые летчики Иван Возный, Яков Спирин, Семен Шмалий, Григорий Шкворунец и другие ребята собрались у столовой. Шутили, смеялись. К компании присоединились парашютоукладчицы Шура Мягкова и Катя Баранова — неутомимые труженицы, умением и выдержкой которых мы всегда восхищались. В перерывах между полетами девчата успевали просушить все полковые парашюты! Случалось, выберут место, где ветер не раздувает шелк, расстелят. Вдруг — налет. Быстро сворачивают свое «хозяйство», прячут, маскируют Улетел противник — раскладывай снова.
Подошли еще две девушки из нового пополнения, заговорили с Катей. Я невольно оглянулся: голос одной из них показался мне знакомым. Откуда? Где я встречал ее?
— Скажите, вы, случайно, не «Белочка»? — спрашиваю.
Девушка повернулась ко мне и улыбнулась.
— Значит, вы часто летаете, если узнали?
— А то как же, — вмешивается Погорелов, — однако познакомиться не пришлось. Вот я Михаил, а он… — указал на меня.
— Знаю, — перебивает «Белочка». — Степаненко, командир звена. И звать Иван, правда?
— Верно, — пробормотал я.
Девушка была симпатичной: вздернутый носик, из-под пилотки вьются белокурые волосы. Аккуратненькая, в щегольской военной форме. Такие нравятся ребятам.
— Ее имя — Ирина, — кивнула на «Белочку» Баранова и позвала всех: — Айда на ужин!
После ужина мы пригласили новых знакомых в гости, долго сидели и говорили.
Радистки работали на узле связи недалеко от нашего аэродрома, подружились с парашютоукладчицами и, случалось, заглядывали и к нам. Мне приятно было видеть. «Белочку». Когда после трудного боевого вылета я замечал ее светлую головку, на душе почему-то становилось тепло и радостно.
Вскоре узел связи перевели на другой аэродром, и исчезла моя симпатичная «Белочка». Теперь меня встречал только заботливый и трудолюбивый друг — механик самолета Михаил Борисовец.
В дни жестокой битвы у стен Сталинграда мы скрупулезно анализировали все наши неудачи и просчеты в борьбе с фашистами. Оказалось, что кроме ряда других причин, одной из главных была недостаточная скорость наших самолетов, даже более усовершенствованных машин типа Як-7б, что сводило на нет все усилия летного состава, направленные на то, чтобы добиться превосходства в воздухе. Мы столкнулись со случаями, когда самолет не давал даже скорости, указанной в инструкции. Особенно это чувствовалось в поединках с такими машинами, как Ме-109ф или Ме-109 г-2. За счет скорости противник наносил нам большие потери, особенно с пикирования.
В чем причина? То ли «яки» в самом деле не дают скорости, указанной в технических данных, то ли мы не научились их в полном объеме эксплуатировать.
Это вызывало серьезное беспокойство не только у летчиков, но и у командования армии. Вскоре к нам специально прибыли опытные летчики Д. А. Зайцев и П. М. Стефановский. Несколько экспериментов — и машины в их руках стали быстрее. И все же вопрос о максимальной скорости оставался открытым, более того, он приобретал государственное значение: ведь речь шла о завоевании господства в воздухе, а этого не достигнешь одним-двумя самолетами. Над этими вопросами работали конструкторы-изобретатели, фронтовые летчики, инженеры. Специальная группа опытных авиаторов экспериментировала, изучала, обобщала. Принимались во внимание и последние достижения науки и техники, и мысль ведущих конструкторов, и опыт мастеров воздушного боя.
Мы сравнивали скоростные характеристики самолетов врага с данными наших машин. Так, если Ме-109ф и Ме-109 г-2 могли пролететь на средней высоте 650 километров в час, то наши Як-7б — 593 километра в час, ЯК-1—600, Ла-5—603, МиГ-3—640.
Указанные скорости в основном определялись летчиками-испытателями в тыловых условиях, при оптимальных режимах. Здесь же, на фронте, двигатели зачастую работали на максимальных оборотах, перегревались и потому не давали ожидаемого прироста скорости.
В этом направлении были проделаны различного рода эксперименты. Следовало разумно использовать высоту в сочетании с маневром, подбором режима работы двигателя и заслонок радиаторов, шагом винта, с законами аэродинамики. И мы таки добились своего. «Як» почти не уступал «мессершмитту», в чем мы убедились в первых же полетах, совершаемых с учетом замечаний и предложений комиссии.
…Вдвоем со старшим лейтенантом Рязановым мы вылетели для отражения налета противника, когда солнце клонилось к закату. Воздух над городом был насыщен дымом и пылью от непрерывной бомбежки и артобстрела. Огромное черное облако лохматой шапкой висело над грудами искалеченных зданий.
На подходе к Сталинграду Алексей Рязанов скомандовал:
— Вижу истребители противника! Увеличить скорость до максимальной!
Набрав высоту шесть тысяч метров, прочесываем воздушное пространство над городом. Внизу под нами в сумеречной дымке — четверка «мессеров». Заметив нас, они идут восходящей спиралью резко вверх, надеясь на свое преимущество в скорости. Не подозревают, что у нас уже подобран оптимальный режим и развита максимальная скорость. С первой же атаки сбиваем двоих. Остальные, видя невыгодность своего положения, переворотом через крыло идут в крутое пикирование. Мы повторяем их маневр и устремляемся в погоню. «Мессеры» резко переходят на набор высоты, но мы тоже устремляемся за ними. Большая скорость, развитая на пикировании, в наборе высоты падает, моторы ревут на больших оборотах, словно жалуются на перегрузки. Самолеты — Рязанова и мой — почти вертикально ввинчиваются в мутное небо. Мы повисаем на хвосте у противника, и «мессеры» не выдерживают — срываются в штопор.
Это был один из первых боевых опытов, во время которого мы учитывали рекомендации комиссии о способах достижения максимальной скорости на наших машинах. Первые эксперименты еще предстояло превратить в правило и затем сделать достоянием всех.
Бой закончен. Мы с Рязановым на бреющем идем домой. В наступивших сумерках приземляемся.
