Бой закончен. Мы с Рязановым на бреющем идем домой. В наступивших сумерках приземляемся.
К большому сожалению, опыт приходит не сразу, не вдруг. Он достигается упорным, настойчивым трудом, подчас оплачивается невиданно дорогой ценой. Как сказал поэт, опыт — сын ошибок трудных…
Неудержимо бежит время, отсчитывая день за днем. У Сталинграда назревают большие перемены. Советские войска продолжают удерживать свои позиции, отражая многочисленные атаки противника, готовятся нанести ему решающие удары.
Наши эскадрильи, пополнившись количественно и значительно изменившись в качественном отношении, все решительнее «вмешиваются» в действия фашистской авиации, в значительной степени парализуют их. Стервятники уже не могут препятствовать наземным войскам крепить оборону, совершать перегруппировки, осуществлять контратаки. Теперь перед ВВС фронта стоит задача ликвидировать преимущество противника в количестве самолетов, уничтожать авиацию, посылаемую для поддержки его наземных войск с воздуха. А ее на этом направлении скопилось немало.
Выполнения этой задачи невозможно было добиться только в воздушных боях. Для этого требовались и другие, более результативные меры, которые и спланировали наши штабы.
…Командир полка подполковник Миронов вызвал меня и молодого летчика сержанта Ивана Возного к себе в землянку. Подождав, пока мы войдем, плотно прикрыл дверь.
— Присаживайтесь, — кивнул на лавку у стола.
На карте, что висела на обшитой досками стене, чернели кружки — пункты расположения аэродромов противника западнее Сталинграда. Проследив за моим взглядом, Миронов спросил:
— Видите эти осиные гнезда?
— Так точно, товарищ командир, — кивнул я. Обозначьте их на картах. Большинство из них вам знакомо по прежним полетам. — Он на минуту умолк, что-то обдумывая, затем опять заговорил:
Необходимо совершить разведывательный полет в эти районы. Предупреждаю: все они плотно прикрыты истребителями. Как думаете, сможете?
— Так точно, — уверенно отвечаем мы оба.
— Взлетать придется в темноте, до восхода солнца, — продолжал объяснять задание подполковник Миронов. — Никто из наших ночью еще не летал… Ваша задача: установить количество самолетов в указанных пунктах и кодом доложить командованию. По возможности — сфотографировать. Как только получим ваш доклад, поднимем в воздух бомбардировщики и штурмовики.
Вот она, реализация идеи массированного удара по военно-воздушным базам противника! Я буквально подскочил от радости.
— Если нет вопросов, — спокойно сказал командир, — уточним порядок доклада. Он должен быть лаконичным и точным. Воропоново — Заря-1, Гумрак — Заря-2, базовый аэродром лагерь имени Ворошилова — Заря-3. К этим кодам прибавите количество обнаруженных самолетов. Подобраться к указанным аэродромам нелегко. Определите маршрут, продумайте способ разведки, все рассчитайте. Сядете уже засветло. Теперь о главном: наш замысел следует держать в полнейшей тайне. За предупреждение не обижайтесь. Я вам доверяю, но дело очень серьезное.
— Есть, — отвечаем в один голос.
— И последнее, — командир полка поднялся из-за стола и обратился уже ко мне: — проверите сегодня поставленную на вашу машину новую фотоаппаратуру. О результатах доложите.
Предупреждение командира оказалось как нельзя кстати: фотоаппарат не работал — перегорел моторчик.
Выслушав мой доклад, Миронов помрачнел, задание было срочное и чрезвычайной важности.
Вызвали сержанта Кирилла Михайлова, специалиста по радиооборудованию. Работал сержант в основном по ночам, и в шутку товарищи прозвали его ночным колдуном за способность творить чудеса, возвращать «к жизни» разбитое, искалеченное радиооборудование.
Михайлов, не разгибаясь, при слабом свете электролампочки от аккумулятора копался в аппаратуре, время от времени дыханием согревая застывшие от холода руки.
— К тебе на помощь, Кирюша, — заглянул в палатку комсорг эскадрильи летчик Николай Андреев.
Подоспевшая группа энтузиастов ускорила дело. Перед утром инженер Айвазов доложил командиру полка: «Неисправность устранена, фотоаппаратура работает нормально».
Днем я уже летал в дальнюю разведку в этот район. Клетская, Серафимовичи, Калач, базовый аэродром лагерь имени Ворошилова — все это относительно знакомые мне объекты, что, безусловно, облегчит выполнение задачи. До глубокой ночи мы с Возным обдумываем свои действия — направление захода к каждому аэродрому, порядок взаимодействия и многое другое.
14 ноября 1942 года поднимаюсь в воздух первым, вслед за мной рулит Возный. Делаю разворот по кругу, но почему-то не вижу на взлете второго самолета. Что случилось?
— Лети сам, — слышу по радио голос командира. — Твой ведомый зацепился колесом за капонир и сел, машина подлежит ремонту.
Вот тебе и на! Кажется, вчера так хорошо отработали взлет, что исключены все случайности. А на практике вышло по-другому. Полет в темноте — дело сложное. Тут главное — опыт.
Один держу курс на Сталинград. Прошел Волгу, внизу угадываются развалины города. Где-то там, в окопах, подвалах, блиндажах, среди руин заводских цехов и зданий сражаются наши солдаты.
Быстро преодолеваю линию фронта и с юго-востока захожу на Воропоново. Просторное поле аэродрома вмещает немало машин. Справа ширококрылые, неуклюжие бомбардировщики. Стоят рядами, как дома. Быстро считаю: двадцать. Слева истребители, их около пятидесяти. Фашисты, наверное, досматривают утренние сны.
Называю по радио позывной, докладываю:
— Заря-1 —двадцать и пятьдесят, прием!.. Слышу ответ:
— «Сокол», я «Канарейка», вас понял.
Беру курс на Гумрак. Здесь базируется около 75 истребителей и несколько больших транспортных машин типа Ю-52. Но больше всего вражеских машин сосредоточено на третьем поле — свыше полутора сотен. Этот аэродром гитлеровцы использовали для «подскока», отсюда бомбардировщики вылетали на Сталинград.
Возвращаюсь домой. Меня охватывает радостное возбуждение. Поглядываю во все стороны. «Мессеров» пока нет. Видимо, не успели или не посчитали нужным подниматься в воздух в такую рань.
На востоке все ярче разгоралась заря, подо мною уже проплывали вражеские тылы. К переднему краю оставалось километров двадцать, несколько минут лета — и я у своих.
Вдруг двигатель кашлянул один раз, другой, третий. Смотрю на высотомер — две тысячи метров, скорость четыреста, но падает катастрофически: спустя буквально несколько секунд на приборе цифра 250.
Тревожно забилось сердце, в голове будто молоточки стучат. Неужели упаду на окопы противника? Хорош будет «подарок» фашистам, прямо к завтраку.
