Вскоре на наш КП, находившийся в деревне Иваново, приехал К. К. Рокоссовский. Как обычно, он внимательно, ни разу не перебивая, выслушал данные о противнике, мои соображения по поводу созданного за Рузой плацдарма.
- Везите меня в двести пятьдесят восьмой полк, - сказал командарм.
Доехали мы на "эмке" до высотки, где размещался НП Суханова, прошли туда ходами сообщения, прорытыми в двухметровой снежной толще.
Поговорив с командиром полка, Константин Константинович долго рассматривал в бинокль западный берег и крохотный пятачок плацдарма, где закрепилась рота из батальона капитана Романова.
- Ведите дальше! - приказал Рокоссовский.
- Куда, товарищ генерал?
- К Романову.
Я стал было объяснять, что место, где расположился батальон Романова, открытое, фашисты и высунуться не дают - каждый бугорок пристреляли артиллерией и минометами. Но командарм был непреклонен в своем решении.
- Ведите! - улыбнулся он. - Дорогу знаете? Ходили? Вот и ведите...
Через какую-то сожженную деревушку, где перебежками, а где и ползком, добрались мы до 1-го батальона. В снежной норе нашли его штаб и уже вместе с Романовым вышли на передний край, в траншею.
Иван Никанорович неторопливо рассказал о своей обороне, об огневых точках противника на той стороне реки, вокруг плацдарма.
Плацдарм с высоткой на нем был ясно виден и невооруженным глазом. Высотка вся изрыта снарядными воронками, она черно-серая на фоне ослепительной снежной целины. Поле с трех сторон окружено лесом, где засели фашисты.
- Какие силы на плацдарме?
- Третья рота и одно сорокапятимиллиметровое орудие, - ответил комбат.
- Сколько бойцов?
- Утром было сорок. Вместе с артиллеристами.
- Связь есть?
- Прервалась. Час назад немцы атаковали высоту. Хотели обойти с тыла, вон той лощиной. Ну, мы их постегали огоньком.
"Постегали" романовцы крепко. Близ лощины там и сям торчали в снегу бугорки в зеленоватых немецких шинелях.
- Посылал связиста, - продолжал комбат, - не дошел. Как стемнеет, пошлю другого.
Тем временем Константин Константинович пристально рассматривал в бинокль лощину, которая тянулась от западного берега реки к подножию высоты. А когда командарм обернулся ко мне, я понял: он хочет идти на высоту.
- Пойдем туда со связистом, - сказал Константин Константинович тоном, не терпящим возражений.
Условился я с Романовым о сигналах, чтобы, в случае опасности, прикрыл нас огнем. Спустились сумерки, и мы тронулись в путь - командарм, два автоматчика, связист и я. Хотелось взять охрану побольше, но генерал Рокоссовский не разрешил - слишком было бы приметно.
Скатились мы с крутого бережка, перебежали речку по льду. Лощинкой, пригибаясь, двинулись к высоте. Уже близ ее подножия послышалось негромкое:
- Левее, товарищ комдив, там тропинка.
Над краем воронки вижу припорошенную снегом шапку-ушанку, густые брови и заиндевевшие гвардейские усы.
- Тропинка прямо к блиндажу, - продолжает боец. - Там и товарищ лейтенант.
Мы благополучно добрались до блиндажа. Это - погреб, срубленный из бревен, сохранившихся от разбитой артогнем избы. Бойцы устроили прочное перекрытие, прорыли ход на тыльную сторону высоты, к лощине.
В блиндаже было темно, чадила самодельная коптилка из снарядной гильзы. Несколько бойцов спали на земляном полу, тесно прижавшись друг к другу. Четверо сидели на ящиках с боеприпасами, чистили оружие.
Увидев нас, они вскочили, вперед выступил совсем еще юный лейтенант. Я его узнал, он на днях прибыл в дивизию. Лейтенант четко козырнул, но я остановил:
- Не будите ребят. Доложите тихо.
Командарма он в лицо не знал, генеральских знаков различия не видел Константин Константинович был в кожаном реглане. Поэтому доложил мне.
Гарнизон высотки состоял из тридцати семи человек при 45-мм пушке, одном станковом и двух ручных пулеметах. Боевую службу несли как в карауле: одна смена дежурила в окопах, другая - бодрствовала в блиндажах (на высотке имелось еще два погреба), третья - отдыхала.
- Холодище у вас! - заметил Константин Константинович.
- Как в погребе, - пошутил лейтенант. - А в лес по дрова фрицы не пускают. Каждую щепку экономим. Костер разжигаем только ради пулемета, чтобы воду для него подогреть.
- А пищу как разогреваете?
- Никак. Носят в термосах из батальона.
- Регулярно?
- Только ночью, если она темная. А вчера, при луне, подносчик не добрался до нас: убило. Это вам повезло. Обычно фашист и по одному человеку батареей бьет.
Воспользовавшись тем, что Константин Константинович заговорил с бойцами, лейтенант шепотом спросил меня:
- Товарищ генерал, он из штаба армии?
- Он ваш командарм. Генерал Рокоссовский.
Лейтенант, казалось, опешил на миг. Потом вскочил:
- Товарищ командующий...
- Садитесь! - прервал его Рокоссовский. - И рассказывайте, как воюете.
Это был простой рассказ о суровых буднях войны. Фашисты и впереди, и справа, и слева - в 300 - 400 метрах от высотки. Два-три раза в день приходится отбивать вражеские атаки. Остальное время противник ведет методичный артиллерийско-минометный огонь. Передвигаться можно только ползком. Дрова - проблема, вода - тоже проблема. За ней бойцы ползают по лощине к реке, долбят ломом лед, но минометы врага бьют на звук даже ночью.
Когда лейтенант закончил рассказ, командарм сказал мне:
- Всех отличившихся представить к награде. В наградных листах особо отметить защитников плацдарма за Рузой...
Уже в Иваново, на КП дивизии, я все-таки высказал К. К. Рокоссовскому свои сомнения насчет вылазки на передний край. Ради чего так рисковать командарму?
Константин Константинович положил на мое плечо правую руку, тепло улыбнулся и, перейдя на "ты", спросил:
- Сам-то ходишь на передний край?
- Разумеется.
- Зачем?
- Я - это другое дело: командир дивизии обязан...
- И командарм обязан, - сказал он. - Я тоже обязан ясно представлять себе и людей, которые будут выполнять мой приказ, и обстановку, в которой они живут на войне. Если долго не бываешь в окопах переднего края, начинает казаться, будто что-то уходит от тебя. Теряешь ощущение конкретности, той связи, которая всегда должна быть между тобой и солдатом... - Командарм подошел к столу, налил в стакан горячего чая и, отхлебнув глоток, продолжал: - У нас и печурка, и чай, а они там воду греют только для пулемета, мерзлую кашу ножом рубят. И заметь: ни единой жалобы. Терпят.
- А что делать, Константин Константинович? Плацдарм - с пятачок.
- Что делать? Поставь себя на их место. Посидели бы мы с тобой на той высотке пару суток... Что ты подумал бы о своем начальстве?
- Что пора бы начальству прислать смену. Я уже приказал Суханову.
