Монастырские часы пробили полночь, когда мы закончили исповедь. Снаружи снега намело по колено, мороз продирал до костей. Я сказал ей:
– Как же ты, дочка, провела прошлую ночь без отопления?
– Это правда, в моей гостинице не топят. Дома мне постоянно не хватает батарей, и хотя я включаю электронагреватели, тепла мне всё равно мало. Я из тех, кто не переносит холода.
Утром на богослужении она рассказала мне о чуде благодати Божией:
– Лишь только я вошла в келью, как открыла окно (я чувствовала какой-то неприятный запах) и стала на колени, чтобы помолиться и поблагодарить Господа и Бога моего, Который дал мне силы повергнуть к Его ногам бремя моей несчастной души и Который не уничтожил меня, но возродил. От жгучего холода я во время молитвы дрожала так, как будто душа моя хотела из меня выйти. Спустя короткое время через раскрытое окно на меня сошёл луч света, который окутал и согрел меня всю. Я совсем перестала чувствовать холод. Короткая ночь прошла при свете Христовом. Мне трудно описать то, что я чувствовала. Наверное, если я скажу, то потеряю это, а если промолчу, то эта сладость останется со мною.
Сотрудница таможни поступила по совести: она оставила работу в таможне, чтобы пресечь поводы к греху. Раньше она была богатой, привыкшей жить на широкую ногу, а теперь обеднела и стала жить очень скромно. Чтобы заработать себе на жизнь, она по ночам одевалась в самую простую одежду и шла в больницы помогать медсёстрам. Целыми ночами она утешала больных, а когда они приходили в себя, читала им Евангелие и жития святых. Она дошла до крайней нищеты. Как-то раз она встретилась мне на улице и попросила пару драхм, чтобы купить хлеба, так как уже три дня ничего не ела. Она была опытным адвокатом, но ей не давали практики и быстро увольняли из судов за то, что она, в согласии с евангельским учением, добивалась оправдания подсудимых: такой стиль работы судам был не выгоден. Ей претило быть адвокатом, который говорит своему клиенту: «Заплати мне, и тогда я буду убеждён в твоей невиновности».
Она и сейчас продолжает идти узким путём и верит, что если умрёт ради Христа, то будет жить вечно. У неё осталась одна забота: причастие Иисусу. Всюду и всегда – Христос Бог наш. Аминь.
Горный монастырь, как и много веков тому назад, и ныне обновляет Крещение в таинстве исповеди, этой купели очищения и освящения. Никто не поднимался в эти горы ради туризма, это слово было даже неизвестным для приходящих в монастырь паломников. С другой стороны, этот монастырь никогда не был знаменит своими сокровищами и древностями, которые обычно привлекают туристов и любопытных путешественников. Единственным заметным сокровищем были слёзы и вздохи христиан, раздававшиеся сначала перед чудотворной иконой Богородицы, а потом под епитрахилью духовника. Кажется, что и жители равнин, у которых никогда не было недостатка в духовных отцах, предпочитают именно в глубоких горных ущельях прятать свои злые «сбережения», собранные в их душах дьяволом, миром и собственным эгоизмом. Народ говорит: «Неси своё зло в холмы и горы, туда, где нет людей, но видит один лишь Бог». Сбережениями я назвал грехи, так как сегодня люди, приобретая их, хвалятся ими, как будто они бесы. А наши рассказы – о слезах покаяния, благодаря которым можно найти Бога, вселяющегося в души кающихся, поэтому мы будем говорить только о них.
Тёмным августовским вечером одна женщина, приклонившая колени перед духовником, рыдала и с горечью повторяла: «Кровь моих детей!» Духовник, видя такой сильный плач, такие обильные слёзы, подумал: «Быть может, с её детьми случился какой-то несчастный случай, и она их потеряла». Впрочем, он уважал её скорбь и в течение долгого времени не прерывал причитаний. К тому же, не каждый день встречаешь такую боль и столько слёз. Наконец он осторожно сказал ей:
– Скажи-ка мне, что с тобой случилось?
– Ах, батюшка, когда я стала девушкой, то стала делать аборты – грех, обычный для нашего времени. Моя связь была кровосмесительной и долгой. Как садовник день за днём срезает цветы тыквы, так и я, несчастная, головы. Не цветы тыквы, но цветы Божиего творения.
– Да, дочка, это большой грех. Старец Филофей говорил: «Если вы так хотите избавиться от ребёнка, то, когда родите его, крестите, а потом уже убивайте; так на вас будет меньше греха». Мы, христиане, наполнили иной мир некрещёными детьми. Велика наша вина. Эти дети будут собраны перед небесными вратами и будут отталкивать от них каждого убийцу, не давая им войти.
Когда женщина услышала от духовника такие слова, то её слёзы и стенания ещё более усилились. Запинаясь, она с трудом начала рассказывать:
– Когда я повзрослела, отче, то вышла замуж за одного хорошего человека. Я скрыла от него, в каком болоте греха находилась до брака. У нас родились дети, но внутри меня никогда не прекращался плач об убитых мною младенцах. Однажды, когда я была в доме и делала уборку, мои дети в это время играли во дворе. Вдруг я услышала, что они начали драться. Я выглянула в окно и увидела, как один из них поднял мотыгу и разбил ею голову своему брату. Его мозг вылился на землю, во дворе моего дома. В тот час, хотя я и смотрела на этот кошмар, мои мысли были в другом месте. Я вспоминала об абортах, которых было не один и не два, но гораздо больше. Тогда я потеряла рассудок, а когда он ко мне вернулся, то я начала бродить по знакомым местам и оплакивать потерю, или, точнее, убийство моих детей. Самой себе я кажусь Иродом, злодеем, убийцей, и не нахожу покоя.
Она не села, чтобы выслушать разрешительную молитву, считая себя недостойной прощения. Она распахнула дверь и с рыданиями выбежала, не чувствуя никакого стыда перед смотревшими на неё паломниками. В монастырской гостинице она ночевать не стала. Один из монастырских работников сказал духовнику:
– Какая-то женщина сидит за воротами и не хочет заходить.
– Если там ей спокойнее, то не трогай её.
Когда рассвело, она ушла в долину к своей семье с горечью и вздохами.
Учительница, противившаяся воле Божией
Духовники поощряют своих чад к рождению детей как к одному из путей спасения. Из-за этого они часто кажутся выходцами из другой эпохи, не понимающими действительности. Поэтому современные люди, всё-таки желающие исповедоваться и причащаться, избегают одного духовника и ищут другого, который не станет касаться больной темы контрацепции. Сегодня самые разные христиане то ли по причинам экономическим, то ли по причине занятости, из-за которой не могут заниматься воспитанием детей, то ли из-за каких-либо болезней часто не хотят иметь детей и этим сами лишают себя радости патриарха Иакова, у которого было двенадцать сыновей. Как будто в прежние времена муж и жена не трудились на суше и на море ради насущного хлеба! Закаты и рассветы заставали женщину на кухне, когда она месила тесто, пекла хлеб, стирала (в те времена ни одна женщина не стирала днём), занималась рукоделием или наводила в доме порядок. На рассвете она выходила из дома, но не в магазины, а на поля или к рыбацким лодкам и сетям. Она разделяла с мужем все его труды. А если в доме не было дедушки и бабушки, то старшие дети помогали воспитывать младших, и между ними была крепкая братская любовь. Раньше часто можно было услышать: «Я воспитал своего младшего брата», «Я воспитала свою младшую сестру», «Я очень рано стала матерью для своих братьев». Это были прекрасные, ангельские слова, в отличие от ужасных слов современной матери: «Я избавилась от своего ребёнка», – или сына: «Я не хочу других братьев».
