В первую неделю октября двинулись команды обычным походным порядком в сторону Ачинска. Болотистая местность, труднопроходимые дороги сильно осложняли путь, особенно сейчас, холодной осенью.
Здесь услышали солдаты слово «тайга», воочию увидели непроходимые леса, что стеной тянулись вдоль Сибирского тракта. На сотни, сотни верст вокруг только тайга…
Дней через десять преодолели реку Кия и остановились, вконец измотанные, в двух деревнях, что одна от другой в верстах пяти.
После первой же ночевки не досчитались Антипова и жены солдата Мельникова. Видно, давно уж сговорились они, лишь случай выбирали. Искать беглецов даже и не пытались: кругом тайга, шагнул с дороги – и нет тебя. Только говорили между собой солдаты, что не лето сейчас – пропасть недолго.
Деревенские же, наоборот, когда об этом узнали, удивления не выказали: угадывали, что те либо к бродягам прибьются, либо скит какой найдут, начнут промышлять охотой, а то, глядишь, и купцов на дорогах трясти – такое в этих местах не в диковинку.
Ушел Антипов с ружьем и боевым припасом в тридцать унитарных патронов. Из дома, где ночевал, с собой, кроме вещевого мешка, прихватил хозяйский топор, женщина своего тоже не забыла – словом, изготовились они вполне основательно.
Сам Мельников теперь особо не переживал – или виду не показывал, – сказал что-то вроде того: мол, баба с возу – кобыле легче.
Записали в журнал случай побега, указали при этом, в скольких верстах от Томска это случилось и на какой день пути.
По дороге в Ачинск тайга иногда как бы отступала от тракта, ближе к Чулыму чаще стали открываться степные пространства, здесь холодные осенние ветры задували еще сильнее.
В Ачинск пришли в конце октября. Давно уже дожди, а иногда и мокрый снег провожали команды, не просыхали дорога и солдатские шинели, вязли в грязи сапоги и колеса телег.
Ачинск был тогда уездным городом Енисейской губернии, а жителей имел всего тысяч пять. Здесь оставили до выздоровления еще нескольких заболевших, сдать их пришлось в больницу для переселенцев. Заменить выбывших солдат другим кадром, как предписывалось, в этих краях не представлялось возможным.
В Ачинске команды предстояло подготовить к дальнейшему пути в два эшелона: один из них направлялся в Енисейскую и Иркутскую губернии, а другой – в Якутск. Причем часть первого эшелона для образования новой команды должна остаться в Братске, а другая после Братского острога, до которого еще нужно было пройти более пятисот верст, направится к югу и потом также разделится: три этапа уйдут в Александровск, Балаганск, Верхоленск, четвертый же проследует от Александровского завода несколько сот верст к юго-востоку, в Иркутск.
Второй эшелон, числом в двести восемьдесят человек, должен дойти до Усть-Кута для образования двух команд: усть-кутской и якутской.
Расчеты показывали (исходя из новых штатов), что, например, организация команды в Якутске требовала направить в город: сто двадцать строевых нижних чинов, одного фельдфебеля, одного фельдшера, одного цирюльника, одного горниста, одного барабанщика, одиннадцать унтер-офицеров. Их ждал путь протяженностью без малого две тысячи верст. В Якутск же должны были прибыть для прохождения службы и два обер-офицера.
От Ачинска до Братского острога – 600 верст осеннего бездорожья, от Братска до Усть-Кута – еще 500 верст.
До Братска добрались уже в начале декабря. Телеги, нагруженные поклажей, вязли в снеговой каше, поэтому в дороге пришлось сменить их на сани. По зимнику шли тяжело, Иван вспомнил даже свою рекрутскую партию зимой 1850 года.
Отсюда два десятка солдат во главе с Домбровским – первый эшелон – отправились на Усть-Кутский солеваренный завод; к ним добавилось столько же человек из якутской команды, для этого подрядили с десяток саней.
Остальным предстояло проследовать до Усть-Кута походным порядком, а следующая до Якутска основная часть команды – сто двадцать человек – оставались дожидаться начала навигации на Лене и потом сплавом прибыть к месту назначения.
На санях в сутки проезжали теперь верст шестьдесят и более, в Усть-Кут вошли в середине декабря. Двадцать человек во главе с фельдфебелем поставили, согласно предписанию, на солеваренный завод.
В то время отбывали здесь каторгу разные люди, в том числе многие участники Польского восстания 1863 года. Скорее всего, Домбровскому было об этом известно, а что думал он, как относился в душе к несчастным полякам, знать нам не дано.
По распоряжению Командующего войсками Восточного Сибирского округа первая часть якутской команды без промедления двинулась дальше. Для этого подрядили местных ямщиков с пятью санями, запряжкой в две лошади каждая.
Зимник, что проходил большей частью по льду реки Лены, уже с октября месяца служил единственной дорогой до Якутска и к тому же обустроенной сорока станциями.
Огромное пространство в верховьях и среднем течении Лены от Иркутска до Якутска заселялось русскими людьми очень медленно, хотя еще в XVII веке енисейские и красноярские казаки докладывали царю о присоединении к Русскому государству тех или иных земель края. Остроги и зимовья, в том числе Якутский острог, оставались с тех пор опорными пунктами для дальнейшего заселения Восточной Сибири. Покорение жителей этих мест сопровождалось скорым обложением их ясаком (натуральным налогом), в первую очередь, соболем.
Русские первопроходцы прошли до мест, где был основан потом Верхоянск – «полюс холода». На север, к дельте Лены, и далее на восток казаки прокладывали путь промышленникам и просто переселенцам. Особую категорию переселенцев составляли тогда ленские ямщики, которые без малого два столетия обеспечивали «транспортом», а затем и почтовой связью весь Иркутско Якутский тракт.
С конца XVIII века тракт планомерно и целенаправленно начали заселять русскими крестьянами, называли их «переведенцами». В одной из работ, посвященных «государевым ямщикам», приводятся следующие данные: «Переведенцы рекрутировались из ссыльных крестьян и взятых в зачет рекрутов…, но основное население тракта составляли крестьяне, сосланные за совершенные ими „предерзостные поступки“… власти …придумывали все что угодно… чтобы сослать в ямщики…»
Еще в 1772 году были приняты активные меры, направленные на организацию на Лене пассажирского движения и почтовой гоньбы. Исследователи отмечают при этом, что «родоначальники почтовых ямщиков… представляли собой отборный элемент недовольных, сосланных за непокорность воле своих господ… А шли они… пешие, иные в кандалах, с женами и детьми… из центральных губерний России».
Иркутско-Ленский тракт, протяженностью более 2500 верст, действовал исправно и в зимние морозы, и в летние месяцы (кстати, наиболее неудобные для передвижения из-за состояния дорог). Н.Г. Чернышевский, отбывавший после гражданской казни в 1863 году каторгу в Нерчинске, а затем ссылку в Вилюйске, писал: «Проезд от Иркутска до Якутска – тяжелое и рискованное предприятие, труднее, чем путешествие по внутренней Африке».
