Ознакомительная версия.
Именно Шарль Тубен устроил для нее койку в больнице. Его брат, интерн, получил пропуск. Анри не было дома, когда он постучал в дверь. Люсиль увидела пропуск в его руке и все поняла.
Позднее, когда Анри начал писать «Эпилог любви Родольфа и мадемуазель Мими», он описал мучительную тряскую поездку в больницу Ла-Питье – три километра вдоль набережных. «Несмотря на ее страдания, ее любовь к красивой одежде, которая последней умирает в женщинах, сохранилась. Два или три раза она просила остановить экипаж перед магазинами тканей, чтобы посмотреть на витрины».
Больничный журнал показывает, что «Люсиль Луве, цветочница, жена Франсуа Полгэра, уроженка Парижа, в возрасте приблизительно 24 лет» была принята в больницу Ла-Питье в понедельник 6 марта 1848 г. Это была вторая годовщина с момента первого появления Мими на страницах «Корсара-Сатаны». К несчастью для репутации Анри как историка, все водители автобусов и извозчики 6 марта в понедельник бастовали. Люсиль просто не могла поехать в экипаже; должно быть, она пришла в больницу пешком.
Анри не пошел с ней. Тубен уверил, что ее возлюбленный навестит ее в следующее воскресенье, в обычный день для посещений, но она ждала напрасно. Он знал эти прокаженные стены, суровых санитарок, еженощный концерт кашля и стонов. Через непродолжительное время он сам попадет в больницу. И поэтому он оставался дома, как он говорил себе, из верности к прошлому. Он сохранит драгоценную память об их любви на бумаге.
Тубен ходил в больницу каждый день и видел, что девушка находится в бреду и страдает от болей. Он убеждал своего друга пойти и навестить ее.
– У меня нет и двух су, чтобы купить ей маленький букетик, – ответил он Тубену. – Но я знаю, что по пути в Вожирар (бывшее предместье Парижа, сейчас квартал на юго-западе города. – Пер.) есть заросли, в которых скоро зацветут фиалки.
– Просто принеси ей свое сердце, – сказал Тубен, – только шевелись.
Он сидел в кафе, когда услышал новости от брата Тубена. Зайдя в больничную палату, доктор Тубен обнаружил ее кровать пустой, и медсестра сказала ему, что «номер 8 умерла». Анри встал и подошел к окну, утирая глаза. Странно, но он ничего не чувствовал, словно его любовь умерла вместе с женщиной, которая внушала ему ее. Позже в этот день он вышел, чтобы купить траурную черную шляпу из фетра.
В такой большой и суетной больнице, как Ла-Питье, ошибки были неизбежны. Люсиль переложили на другую кровать. Она звала Анри и беспокоила других пациентов. Потребовалось некоторое время, чтобы найти его и сообщить ему новость. На этот раз он отправился в больницу, не дожидаясь, пока зацветут фиалки.
Доктор Тубен встретил его у входа и взял за руку. Люсиль умерла – на этот раз действительно – 8 апреля, и никто не потребовал ее тело. Анри попросил разрешения взглянуть на нее, но врач просто указал на большую повозку, стоящую напротив здания с вывеской «Прозекторская».
Взглядом писателя он увидел студентов, сидящих рядами, пишущих записки своим возлюбленным, рассказывающих анекдоты и вглядывающихся в безжизненное тело девушки с фабрики искусственных цветов, лежащее в пятне света, в то время как хирург показывает путь прохождения нерва, возбуждает конечность или обнажает сердце. Какой-то человек взобрался на сиденье, и повозка укатилась еще с одним грузом для общей могилы. Похорон не будет. Шляпе придется подождать другого случая.
Врач предложил прогуляться, но он почувствовал внезапное и сильное желание остаться одному. Он развернулся и пошел по уже проделанному им пути вдоль реки к лесу труб на улице Монтань-Сент-Женевьев. В его мыслях образовался вихрь неподходящих случаю эмоций. Эпилог был уже наполовину написан. Он размышлял, кто может помочь ему написать продолжение… Баржа с углем медленно плыла к острову Сите и серому куполу Пантеона (неоклассическое здание в Латинском квартале; первоначально церковь Святой Женевьевы, позже – усыпальница выдающихся людей Франции. – Пер.). Он поднял воротник, чтобы защититься от тумана. Когда он шел, что-то поднималось в нем, будто вспученные воды Сены и Марны оставляли свои наносы на набережных.
Театр-варьете, четверг 22 ноября 1849 г.
Поток зрителей вытекал через мраморное фойе, разливаясь через железные ворота театра-варьете под цокот копыт лошадей, запряженных в экипажи. Было девять часов вечера. Несмотря на дождь, тротуары были заполнены толпами людей, и кафе оживали. Фонари на экипажах и уличные фонари рассеивали нити жемчужин света, пляшущие вдоль бульвара.
Король богемы покинул театр под руку с молодой актрисой. Мими была укутана в темный плащ. Насколько он мог разобрать, она смыла грим с лица, хотя по-прежнему казалась ему цветной гравюрой, подаренной на память. Она казалась хрупкой, но полной жизни, как выздоравливающий, который впервые после долгой болезни вышел из дому. Когда она залезала в фиакр, он услышал шелест ее нижних юбок. Он улыбнулся ей сквозь бороду, плача одним глазом, и подумал, может ли он называть ее Мими. Вполне возможно, старая театральная традиция давала автору право насладиться интимной близостью с ведущей актрисой в день премьеры…
Когда экипаж поворачивал за угол улицы Дрюо, он качнулся, и Анри почувствовал тепло ее тела рядом со своим. Мими деликатно отодвинулась от него… Потребуется какое-то время, чтобы определить свое место в этом новом мире и приобрести необходимые внешние атрибуты. Сердце мадемуазель Тюийе было крепостью, которую невозможно было завоевать без долгой дорогостоящей осады. Он закурил сигару и насладился моментом. Опустив окошко, чтобы выпустить дым, он увидел двух влюбленных, стоящих рядом с жаровней продавца горячих каштанов, и карманников, крутящихся вокруг толпы.
Актриса попрощалась с ним, пока Анри платил вознице фиакра. Он прошел пешком назад мимо театра и редакции «Корсара-Сатаны», затем перешел через реку и добрался до крошечной комнаты под протекающей крышей в доме номер 9 на улице Турен-Сен-Жермен. Вкус руки в перчатке мадемуазель Тюийе все еще был на его губах. Он сел за изъеденный жучками письменный стол, на котором он обессмертил Люсиль, и написал другу: «Ты не можешь себе представить, каково это – оказаться впервые в жизни сидящим рядом с женщиной, которая приятно пахнет».
Несколько дней спустя, когда «Жизнь богемы» по-прежнему заполняла залы варьете, Анри Мюрже собрал все, что ему напоминало о его любовных связях, и переселился в роскошные апартаменты в доме номер 48 по улице Нотр-Дам-де-Лорет. Это была новая улица без прошлого и с ровным асфальтовым покрытием, проложенная на пустыре в том месте, где правый берег Сены поднимается к Монмартру. Похоронные процессии использовали ее как кратчайший путь к кладбищу. Она пользовалась особой популярностью у обманчиво элегантных женщин, известных как demi-mondaines[4], экипажи которых приезжали и уезжали, и у состоятельных художников, которым нравилось думать, что они тоже когда-то жили богемной жизнью.
Ознакомительная версия.
