было слышно и узнаваемо не только в столицах наших – Москве и Петербурге, но и во всех землях большой страны. Чего стоит стихотворение о советском паспорте, строки из которого уже прозвучали в самом начале! Сколько неподдельной гордости за молодую республику звучит в каждом слове этого произведения! Не случайно и сегодня эти стихи не исчезли из памяти тех, кто учил их в школе, как и многие другие, о которых речь впереди. В этом же ряду и стихотворение «Товарищу Нетте – пароходу и человеку», посвящённое дипкурьеру, погибшему при выполнении служебного долга, в честь которого был назван пароход.…Мы живём, зажатые железной клятвой. За неё — на крест, и пулею чешите: это — чтобы в мире без Россий, без Латвий, жить единым человечьим общежитьем.
Мощная энергия поэта, влитая в строку, обладала необыкновенной силой влияния на слушателя и читателя, звала вперёд, убеждала в необходимости не жалеть самой жизни ради родного Отечества. Такова была ответственность Маяковского перед обществом и страной, поскольку высокая идея служения Родине вела в те поры и самого художника слова, и массы через его творчество.
Однако путь к мастерству и славе был и у него не простым. Хотя уже в 6 лет Володя читал книги, но положение семьи после смерти отца было очень трудным, и, покинув Грузию, где они раньше жили, вся семья переехала в Москву, где училась Людмила, старшая сестра Володи. Им пришлось снимать самое недорогое жильё и чаще всего с соседями-студентами, среди которых уже в большом ходу были книги и листовки, призывавшие к революции. И Володя, приняв близко к сердцу эти идеи, стал не только читать, но и участвовать в опасной работе. А в 1908 году он вступил в РСДРП – Российскую социал-демократическую рабочую партию. А где нелегальная деятельность, там и аресты. Биографы говорят, что именно в тюрьме он начал писать стихи. И поскольку искусство тянуло к себе Маяковского, то в 1911 году он поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества, а на следующий год появились первые публикации его стихов и за ними – первые сборники: «Я» и «Простое как мычание».
В те годы поэзия целиком захватила его. Он охотно выступал на литературных вечерах и всегда оставался в памяти у слушавших его: высокий, азартный, красивый, великолепно читающий стихи. Вскоре была написана поэма «Облако в штанах», целиком посвящённая любви в современном ему мире, о которой он говорил по-своему, по-маяковски:
…Какое бешеное счастье, Хрипя воронкой горловой, По Дерибасовской промчаться С оторванною головой…
(ранний Маяковский)
Поэт был уверен, что новое время требует иного языка, иного строя поэзии, крупной, зримой метафоры, почти рубленого стиля, поскольку в стране идёт нешуточная борьба за новую жизнь. Хотя это вовсе не значит, что ему как литератору были неподвластны тонкие чувства, просто для них у него были свои слова.
Любит? не любит? Я руки ломаю и пальцы разбрасываю разломавши так рвут загадав и пускают по маю венчики встречных ромашек
(из блокнота В.М.)
Известно, что одним из первых поддержал Маяковского Горький. О том, как пробивался Маяковский к известности, к тому, чтобы занять в поэзии своё достойное место, красноречиво рассказывает его современник Юрий Анненков.
«…Первый значительный (рекламный) успех в карьере Маяковского произошел в 1916 году. В эту эпоху знаменитость, популярность и литературный авторитет Максима Горького был в полном расцвете, и я помню, до всех мелочей, ночь, проведенную в подвале “Бродячей Собаки”. Среди символистов, акмеистов, футуристов… присутствовал там и Максим Горький. В уже довольно поздний час Владимир Маяковский, как всегда – с надменным видом, поднялся на крохотную эстраду, под привычное улюлюканье так называемых “фармацевтов”, то есть посетителей, не имевших никакого отношения к искусству. Маяковский произнес, обращаясь к ним:
– Я буду читать для Горького, а не для вас!
Гул фармацевтов удвоился. Максим Горький, равнодушный, оставался неподвижен. Прочитав отрывок из поэмы «Война и мир» и два-три коротких лирических стихотворения, Маяковский сошел с эстрады.
– Болтовня! Ветряная мельница! – кричала публика.
Нахмурив брови, Горький встал со стула и твердым голосом произнес:
– Глумиться здесь не над чем. Это – очень серьезно. Да! В этом есть что-то большое. Даже если это большое касается только формы. – И, протянув руку гордо улыбавшемуся Маяковскому, он добавил: – Молодой человек, я вас поздравляю!
Мы устроили овацию Горькому, и эта ночь превратилась в подлинный триумф Маяковского. Даже “фармацевты” аплодировали. На следующий день слухи о суждении Горького распространились в Петербурге, потом – в Москве. Продвижение Маяковского в литературной иерархии значительно ускорилось. Маяковскому было 23 года». И дальше: «Маяковский был счастлив… Мы, художники, поэты, артисты всех видов искусства, протягивали руки нашим товарищам всего мира. Мы стремились слить наши общие искания…
– Ты с ума сошел! – говорил он мне в одно из наших московских свиданий. – Сегодня ты еще не в партии? Черт знает что! Партия – это ленинский танк, на котором мы перегоним будущее!»
А.М. Горький
Вот с таким настроением, с такой верой в революционные во всех смыслах преобразования создавались поэмы «Хорошо», «Владимир Ильич Ленин» и другие произведения, уже вошедшие в классику поэзии.
Мощный и безусловный талант Владимира Маяковского явлен прежде всего яркой образностью языка. Метафоры в его стихах – словно алмазы, чаще всего грубой обработки, ведь не случайно он сам говорил, что его стихи войдут в жизнь страны «весомо, грубо, зримо». Ещё бы! Кто, кроме него, «…волком бы выгрыз бюрократизм»? Но именно своей неприглаженностью, осознанной остротой они и вонзались в мозг и сердце читателя, чтобы навсегда там остаться. Маяковский
