впустил в свои стихи язык улицы, и эта рискованная затея, как мы видим, оправдала себя.
Новое время, его драматическая история (революция, гражданская война, становление государства) требовали другой формы, другого голоса и, если хотите, другой судьбы поэта. И те, кто всё-таки ещё в школе хоть сколько-то учил Маяковского, легко и с удовольствием обнаружат в копилке памяти крылатые фразы Владимира Владимировича, даже не напрягаясь, чтобы вспомнить точно всю строфу или стихотворение целиком:
Я знаю силу слов, я знаю слов набат.
В годы популярности «Окон РОСТА», да и в другое время стихи Маяковского зачастую действительно имели силу набата, о чём речь впереди.
Тут и фраза, милая нынче сердцу каждого, мечтающего о славе поп-звезды:
Послушайте! Ведь если звезды зажигают — значит – это кому-нибудь нужно?
А это уже афоризм:
Да будь я и негром преклонных годов, и то без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин.
А в какой семье всерьёз или с улыбкой не вспоминали:
…Как говорят, «инцидент исперчен». Любовная лодка разбилась о быт. С тобой мы в расчете, и не к чему перечень Взаимных болей, бед и обид.
А насчёт следующих строк из стихотворения «Сергею Есенину» – большое сомнение, что хорошо знают его наши, порой непредсказуемые, подростки:
В этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней.
На примере Маяковского можно стопроцентно утверждать, что краткость – сестра таланта. Уметь в нескольких словах сказать о главном или просто интересном, да так, что это останется в памяти читателя надолго, – явление не столь частое.
Тут и решительное:
Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ Маузер.
И почти лирическое:
…Город зимнее снял. Снега распустили слюнки. Опять пришла весна, глупа и болтлива, как юнкер.
И на уровне приговора:
…Тот, кто постоянно ясен — тот, по-моему, просто глуп.
И время от времени популярное:
Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй.
И бессмертное:
Мечтой встречаю рассвет ранний: «О, хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний!»
Маяковский умел в нескольких словах выразить так много, как не всякий прозаик сумеет сделать в целом романе:
…Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва.
Для Маяковского не было неудобных тем. Он прямо и, как всегда, метафорично говорил о своём, и не только, творчестве:
Поэзия – та же добыча радия. В грамм добыча, в год труды. Изводишь единого слова ради Тысячи тонн словесной руды.
И о девальвации значительных для нас слов:
Слова у нас, до важного самого, В привычку входят, ветшают, как платье.
Тут же и некогда очень известное:
….Помни это каждый сын. Знай любой ребенок: вырастет из сына свин, если сын – свиненок.
И, естественно, Маяковский мечтал о большой любви, отвечающей его надеждам и темпераменту. И он встретил её в лице Лили Брик в 1915 году – главную в своей судьбе любовь, которой отдал все силы своей страстной души идеалиста. Он ждал этой любви, он готов был посвятить ей всю свою жизнь и ждал от Лили Брик того же. Её замужество не было препятствием для его огромных чувств, и эта (как вспоминали о ней современники) необыкновенно красивая женщина ответила на его любовь. Однако разводиться с Осипом Бриком вовсе не собиралась, и вся жизнь Маяковского в этом плане превратилась в долгую, порой невыносимую пытку. «Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной и какой угодно», – вспоминал о ней литературовед Виктор Шкловский. Лиле Брик Маяковский посвящал поэмы, часто писал из-за границы, спрашивал, не надо ли что-то купить для неё, постоянно ревновал, – словом, его идеальные представления о свободной, не мещанской любви, приносящей много радости, разбивались о реальность и прозу жизни. Слава поэта, поддержанного революционными властями, была очень кстати Брикам, служила
