и во всём мире. И эта вера передавалась строителям новой жизни. Забегая вперёд, замечу, что это понимал и ценил Сталин, который, как известно, на ветер слова не бросал и фактически канонизировал поэта: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление». Лучше не скажешь, только сегодня я бы сделала акцент на «талантливейшем поэте».
Как уже упоминалось, Маяковский много ездил по стране. Во-первых, хотел быть в курсе главных событий не только в центре, но и в провинции; во-вторых, очень нуждался в деньгах, так как Брики постоянно надеялись на его помощь; в-третьих, это помогало оставаться в форме – как физической, так и творческой. Современники, бывавшие на его встречах с читателями, все без исключения подчёркивали остроумие поэта, молниеносную реакцию на самые неожиданные или провокационные вопросы. К примеру, его спрашивают: «Вот вы писали, что “среди грузинов я – грузин, среди русских я – русский”, а среди дураков вы кто?». Маяковский метко парирует: «А среди дураков я впервые». О стихах: «Мы с товарищем читали ваши стихи и ничего не поняли». Ответ: «Надо иметь умных товарищей». И ещё: «Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!» Ответ: «Мои стихи не печка, не море и не чума!»
Юмор, ирония, сатира – этим арсеналом он пользовался мастерски.
…В моде в каждой так положено, что нельзя без пуговиц, а без головы можно.
Известно, что писать короткие стихи куда труднее, чем длинные. Это как выразить в рассказе то, на что другому писателю, менее талантливому, понадобится целый роман. И ещё сложнее насытить короткий стих, как у Маяковского, – и яркой образностью, и законченностью мысли, и энергией, и не прямыми юмором или сатирой, но не менее явными. Одним словом, в литературе Владимир Владимирович остался и потому ещё (а может, и главным образом), что был истинным Мастером в своём деле.
Интересно, что и в прозаических заметках, письмах, интервью он не выглядел менее ярко и талантливо.
«…Если же твой градусник будет лазить дальше, чем тридцать шесть градусов, то я ему обломаю все лапы». (Из письма Л. Брик.)
«Красивая женщина – рай для глаз, ад для души и чистилище для кармана».
Но сердце его, по большому счёту, всё-таки принадлежало молодой республике:
И я, как весну человечества, рожденную в трудах и в бою, пою мое отечество, республику мою!
Талант поэта позволял ему на равных говорить и с самыми маленькими читателями на правах истинного друга:
…Книгу переворошив, намотай себе на ус — все работы хороши, выбирай на вкус!
Интересно, что популярное выражение «И ежу понятно», по мнению знатоков, опять же рождено Маяковским:
… Ясно даже и ежу — Этот Петя был буржуй.
А здесь – вообще пир поэзии с иронией:
…Когда он вырос приблизительно с полено И веснушки рассыпались, как рыжики на блюде, Его изящным ударом колена Провели на улицу, чтобы вышел в люди.
И приведу прямо-таки сегодняшнее, до боли знакомое российскому телезрителю, который вот уже второе десятилетие пытается отразить атаки наших телевизионных СМИ – с их бесконечными, занудными, как правило, сериалами и пошлыми шоу с набившим оскомину набором лиц, давно перепутавших свои кухонные посиделки с сомнительными во всех смыслах откровениями на государственных, и не только, каналах. О таких шоу и таких фильмах – слово Владимиру Владимировичу:
…Не знаю, кто и что виной (история эта – длинна), но фильмы уже догоняют вино и даже вреднее вина. И скоро будет всякого от них тошнить одинаково.
Кажется, простые слова, даже в чём-то прозаичные, а на самом деле – как весомо каждое слово, сколько «вторых планов» в нескольких строках, какой урок будущим поэтам!
А страна продолжала жить трудно и непредсказуемо. В конце 20-х годов напряжение в обществе нарастало, близился сталинский террор. Всё это психологически давило на поэта. Плюс его выставка «20 лет работы» осталась мало замеченной творческими кругами. Попытки устроить семейную жизнь ни к чему не приводили. Женщины не желали связывать свою судьбу с этим мощным и неудобным для них человеком. Поездки за границу надо было оплачивать золотом своего таланта, потраченного на охаивание капиталистической системы в целом и её «мещан» в частности. Вот только одна строфа из стихотворения «Парижанка»:
…Очень трудно в Париже женщине, если женщина не продается, а служит.
И если в первые поездки Маяковский искренно верил в преимущество социализма, который вот-вот будет построен в стране, то с наступлением профессиональной и человеческой зрелости у поэта стало возникать много вопросов, которые уже опасно было задавать кому бы то ни было. Именно о том времени эти слова Юрия Анненкова: «Писать о Маяковском трудно: он представлял собою слишком редкий пример человеческой раздвоенности. Маяковский-поэт шел рядом с Маяковским-человеком; они шли бок о бок, почти не соприкасаясь с друг другом. С течением времени это ощущение становилось порой настолько
