Ученик Жуковского инженер Л. С. Лейбензон спроектировал для нового института большую аэродинамическую трубу. Под стать трубе оказалось и остальное оборудование, выполненное по последнему слову техники.
Теперь Николая Егоровича и его учеников можно было часто видеть на Нижегородском вокзале. Отсюда отправлялся поезд до подмосковного поселка Кучино. Здесь, на земле, принадлежавшей Рябушинскому, было воздвигнуто здание института, приметное башней над одним из углов.
В этом здании все могло порадовать глаз исследователя. Аэродинамическая труба располагалась в главном зале. На втором этаже — физические приборы и столярная мастерская.
С постройкой Кучинского института исследователи получили все необходимое, чего требовала их жажда к эксперименту. Теперь Жуковский мог изучать то, что нужно было знать для проектирования аэроплана. На разработке проекта аэроплана продолжал настаивать хозяин института — Рябушинский.
Однако обстоятельства сложились иначе. Ученый победил в Жуковском конструктора, и именно здесь, в небольшом подмосковном поселке, сделал Николай Егорович открытие, которое, несомненно, было крупнейшим в его долгой жизни.
Как произошло это открытие? Ответить на такой вопрос нелегко. Не всегда удается подсмотреть волшебный миг рождения новой идеи. Чтение чужих мыслей пока доступно лишь героям фантастических романов, но тем не менее книги о великих открытиях длинными рядами стоят на полках библиотек.
Раскроем наугад любую из них. Как много внимания уделено историческим анекдотам! Яблоку, натолкнувшему своим падением Ньютона на открытие закона всемирного тяготения, пасьянсу из карточек с названиями элементов, который помог Менделееву создать его знаменитую систему, шелковой шали, подсказавшей Котельникову тонкий и прочный материал для конструкции парашюта…
Слов нет, случай не раз становился другом и помощником изобретателей. Но помогал он только энтузиастам, чья мысль настойчиво искала новую идею, чье напряженное внимание не пропускало ничего, даже совсем простого и обычно всеми пренебрегаемого. Случай протягивал руку лишь тем, у кого за спиной стоял его величество труд, кто умел ждать, накапливать факты — прочные кирпичи великого открытия.
Только повинуясь одолевшим его мыслям, сумел Жуковский подойти к тому случаю, с которого принято (хотя и не совсем точно) исчислять начало его работы над теорией подъемной силы крыла.
Осенним днем 1904 года Николай Егорович шагал со станции Кучино в свой любимый институт. В тишине, особенно ощутимой после городского шума, отчетливо слышался вой ветра. Холодный, пронизывающий, этот ветер забирался под тяжелое драповое пальто, срывал с деревьев пожелтевшие листья, гнал грязно-серые клочья облаков. Николай Егорович поднял голову. Высоко в небе парил воздушный змей. Вероятно, его запустили окрестные мальчишки, наслаждаясь поединком бумаги, дранок и бечевы с бурливыми воздушными течениями.
Такие змеи не раз строил в детские годы и сам Жуковский. Но не воспоминания ушедших лет заставили профессора стоять с закинутой вверх головой. Он смотрел под облака, словно впервые увидел знакомую до мелочей игрушку. В этот миг и свершилось открытие — незримые воздушные струи, обтекавшие змей, словно проявили себя. Ведь именно они порождают силы, секрет которых неутомимо пытались разгадать многие. Как никто другой, Жуковский был подготовлен к анализу сил, вздымающих высоко воздушный змей к облакам. Но даже могучему гению понадобились годы, чтобы вспыхнувшая в тот день догадка стала стройной теорией. Годы. Да и их было бы мало, не владей Николай Егорович знанием законов механики с той абсолютной свободой, с какой владеет поэт богатствами родного языка.
Медленно, незаметно зрело в голове Жуковского великое открытие. Мысли накапливались постепенно. Они даже не были связаны друг с другом до этого неприглядного осеннего дня. Мгновение соединило то, что копилось годами, завершив трудную пору исканий и ожиданий.
Все выше взбирается змей. Все ближе к облакам поднимает его незримая сила. Что знает об этой силе наука того времени? Задай мы такой вопрос любому ученому из числа современников Жуковского, он дал бы ответ на первый взгляд достаточно ясный.
Воздушный поток (в данном случае ветер), встретив на своем пути преграду (воздушный змей), давит на нее, и часть возникшей при этом силы, направленная вверх, перпендикулярно потоку, и представляет собой подъемную силу. Дальше ученый не преминул бы сообщить, что источник возникновения подъемной силы таится в разности давлений под телом, обтекаемым потоком (там оно повышается), и над телом (где давление будет меньшим).
Но отчего же возникает разность давлений? И на такой вопрос уже могла ответить наука того времени, вооруженная знанием закона Бернулли. Еще в XVIII веке петербургский академик Даниил Бернулли доказал, что по мере роста скорости потока давление в нем понижается, а при уменьшении скорости, напротив, повышается[14].
Опираясь на этот закон, современники Жуковского знали, что величина скорости потока в разных точках обтекаемого тела зависит от формы этого тела и егр положения относительно потока. Увы! На этом и кончалось то, что было известно науке той поры. Строгих математических методов определения подъемной силы еще не существовало. А они как воздух были нужны зарождавшейся авиации, да, впрочем, далеко не ей одной…
Осенним днем 1904 года, наблюдая за полетом змея, Жуковский, подводя итог всему тому, что знал об этом явлении, пришел к той гениальной догадке, что легла в основу его будущей теории. Идея, озарившая Николая Егоровича, заключалась в следующем: для определения подъемной силы он мысленно представил себе течение вокруг тела, находящегося в прямолинейном потоке воздуха, составленном из двух течений. Одно из них — прямолинейное, по скорости и направлению совпадающее с потоком, в котором находится тело, второе круговое, вызванное вихрем или системой вихрей, которым Николай Егорович для удобства рассуждений решил заменить само тело.
Для такой замены реального тела вихрем (Жуковский назвал его присоединенным) и потоком вокруг присоединенного вихря у Жуковского было достаточно оснований. Большой знаток механики, Николай Егорович отлично знал теорию вихрей, разработанную Гельмгольцем.
Соответственно этой теории вихрем называют столбик жидкости, вращающейся наподобие твердого тела. Это вращение вихря передается окружающей его жидкости, которая приходит во вращение, причем окружные скорости частиц этой жидкости по мере удаления от вихря убывают.
